Ну и помочь надо, не оставлять же на улице. В домах такого уровня комфортности явно в подъезде имеются, если не камеры, то консьерж. А может, и то и другое.
Незнакомец, как может, помогает мне доставить его до конечной точки маршрута.
Светлый подъезд с любопытным дедком-консьержем, подтверждает мои догадки. Я даже улыбаюсь своей прозорливости. Быстрый лифт с вместительной кабиной, но даже в ней мой подопечный стоит так близко, дышит мне в затылок и что-то шепчет. Еле разбираю его слова, цепляясь лишь за прозвище, им придуманное.
— Почему Ромашка?
— Ты пахнешь ими.
Горячее дыхание обжигает затылок. Широкие ладони путаются в моих волосах, легонько массируют затылок, разгоняя по телу приятные мурашки. Все, как в тумане, бешеный стук моего сердца в унисон с его, так же громко стучащим.
Шаг, другой... Лестничная площадка и металлическая дверь, ключи от которой оказываются в моих руках, и я быстро ее отворяю. Темная прихожая, и мужчина устало оседает на пуф, пытаясь скинуть с ног высокие ботинки. Не получается. Приходится доигрывать роль Матери Терезы до конца и помогать ему и в этой «непростой» ситуации.
— Можно мне в ванную, руки помыть? — Чуть отстраняюсь и смотрю на свои испачканные ладони.
— Угу, — качает головой Артем.
Во всей этой суете мы все же успеваем познакомиться. Он Артем! Ему идет это имя, а «Тёма» — прямо вот так нежно, заботливо и по-домашнему.
— Ванна там, — указывает он в сторону темного коридора и, чуть пошатываясь, стягивает через голову рубашку, расстегнув только несколько верхних пуговиц.
Верхняя одежда была скинута чуть раньше и теперь валяется на полу.
Замираю, не в силах оторвать взгляда от широкой гранитной спины с вязью графического тату. Накачанные мышцы перекатываются под смуглой кожей.
Артем удаляется в спальню, снимая на ходу остальные вещи, а я, отвесив себе ментальный подзатыльник, спешу в ванную комнату. Запираюсь в ней, мою руки, а затем ополаскиваю лицо холодной водой и некоторое время просто сижу на полу, прислушиваясь к шорохам за дверью.
Когда решаюсь покинуть свое убежище, в квартире повисает звенящая тишина, нарушаемая лишь мирным сопением уставшего мужчины. Заботливая Мать Тереза все еще активничает во мне, побуждает облегчить утренние страдания уставшему человеку.
Стакан воды и горсть медикаментов на прикроватной тумбе. Сжимаю кулаки с такой силой, что ногти впиваются в ладони, невесомо целую его в плечо, подтягиваю покрывало и спешу к выходу, пока еще мой разум в состоянии правильно мыслить.
Запасная связка ключей находится довольно быстро, а еще листок для записей и карандаш. Оставляю ему свой номер телефона и сообщение о том, что готова вернуть ключи в обмен на ужин.
Нахально? Да!
Импульсивно? Очень! И, чтобы не передумать, оставляю маленький клочок бумаги на тумбе, хватаю пальто и выскакиваю за дверь.
7. ГЛАВА 7
АНАСТАСИЯ
— Доброе…
Мужской голос с той самой ноткой хрипотцы, что последние три ночи преследует меня во снах, врезается в паутину невесомых воспоминаний, выплетаемую приятно удивленным сознанием. Тонкие нити безжалостно рвутся, возвращая мой разум в реальность.
Встряхиваюсь, точно чудом освободившаяся из цепкого плена бабочка. Расправляю крылышки, вздернув подбородок. Фокусирую чуть расплывшийся взгляд и, как ни в чем не бывало, приклеиваю к губам приветную улыбку.
Во взгляде устремленных на меня темных глаз мелькает узнавание, и даже уголки губ еле заметно скользят вверх, но это длится всего лишь считанные секунды. Щелк — и нечитаемая темнота заполняет всю радужку, пропуская по венам изморозь отчуждения.
