– А зачем ты писал записки?
Тут парень заёрзал и, томясь, пояснил:
– Анастасия Игоревна, вы не подумайте чего… У меня братан есть старший… он очень хороший… Он год назад из тюрьмы вернулся… Но вы не думайте, он ничего такого…
– Я понимаю, Володя, – ободряюще покивала я, хотя, признаться честно, пока еще ни хрена не понимала и очень опасалась разбудить Стаса.
– Ему почтальонша один раз телеграмму принесла… Он тогда стал нервничать, как я понял. И бабушке говорит: «Поезжай в город, я в огороде сам разберусь». Бабка не хотела, но он настоял. И мне говорит, собирайся тоже. А я говорю: «Чего я в городе не видал, все пацаны здесь». Ну он разорался, обещал по шее дать… Бабку отвёз, а я не поехал. Вадька рукой махнул… А потом к нему друзья приехали. В первый вечер за стол сели, один там всё про баб… – Тут Володя крепко задумался, видно, пытаясь сообразить, какими словами передавать разговоры моих пляжных знакомцев, и думал достаточно долго. Определившись, наконец, он продолжил: – И тут Вадька вдруг ляпнул, мол, училки вон Вовкины есть, молодые и красивые. Про вас сказал… Ну вот так всю ночь сидели, пили, а этот всё порывался по бабам… то есть хотел к вам в гости… А на другой день сели за стол и стали про кого-то разговаривать, кто одному мужику ихнему руку прокусил…
Я заморгала и съёжилась.
– Ну и что дальше?
– А Вадька говорит: «Это и были Вовкины училки. Одна вот тут, за забором живёт».
Он замолчал, я молчала тоже. Причина, побудившая пацана написать записки, теперь понятна, и я была ему за это весьма благодарна.
– Знаешь, Володя, может быть, тебе действительно лучше в город уехать?
Мальчишка кивнул:
– Да я теперь сам хочу. Вадька меня днём из дома не выпускает. Говорит: «Меньше знаешь – крепче спишь… Сам остался, вот и не ной!» А на фига мне в доме сидеть? Решил завтра с первым автобусом.
– Володя, а сколько у вас гостей?
Володька задумался, потом затряс головой:
– Человек десять. Точно не знаю, Вадька выходить не разрешал, я только ночью, в окно лазил.
– Ясно, – протянула я, однако на самом деле всё было как раз наоборот. И на всякий случай поинтересовалась: – А что они у вас делают-то?
– Знаете, Анастасия Игоревна, по-моему, они чего-то ждут!
Это прозвучало весьма неожиданно, я покосилась на Володю:
– Ждут? Это интересно…
Поговорив ещё немного, я выяснила, что возвращаться сейчас домой Вовка не собирался, решив переночевать в соседском саду. В целом его план я одобрила, однако позволить ребёнку спать на земле не могла, ближе к вечеру поднялся ветер, поэтому я решительно загнала его через окно в свою комнату, строго приказав не шуметь и ложиться спать.
– А вы? – Он высунул удивленную физиономию из окошка, я сердито цыкнула и сказала:
– А у меня дела! Спи, давай! Быстро!
***
Палить всю ночь на улицах фонари, вероятно, считалось у горелкинской администрации непозволительным излишеством, поэтому ко времени полного сонного затишья большая часть фонарей переставала освещать дорогу припозднившимся жителям. Однако сейчас подобная светомаскировка была мне на руку. В потемках всё же спокойнее, не видишь ты, но зато не видят и тебя.
Размышляя подобным образом, я торопливо пробиралась вдоль тёмных заборов. Совершенно некстати на улице здорово похолодало. Поёживаясь на свежем ветерке, я ругала себя за легкомыслие: из-за всей этой суеты я не додумалась одеться потеплее, ветровка, к примеру, мне сейчас совсем бы не помешала. К тому же я забыла о комарах, которые, почуяв меня, явно воспрянули духом и решили не упускать подвернувшегося шанса на поздний ужин. Так мы и неслись стремглав по спящим Горелкам: я и комары. Оказавшись возле Иркиного забора, я тихо позвала:
