Ровно в семь они спустились по приставной железной лесенке, миновали будку вахтенного матроса и двинулись вдоль пирса к выходу в город. Обычный утренний корабельный чай и хлеб со сливочным маслом сегодня казался им такой же дикостью, как например могла бы показаться овсяная каша, поданная в кафе «Арагви», куда они обычно отправлялись по возвращении домой. Нагуляв аппетит, они позавтракают сегодня в «Барселоне»: устрицы, спаржа, голуби в сметане, по парочке «мартини», ещё что-нибудь фирменное. Издевается он что ли? – спросил Варфоломеев. Такой завтрак – это же двое джинсов, да в придачу штук пять электронных часов. Heт, им это не подходит. Они перекусят в «стоячке» яичницей с беконом и выпьют – это можно себе позволить – по две чашки настоящего кофе. Воронин испытующе взглянул на Рогова – тот, кажется, вообще может не есть, не пить. «Водочки возьмём?» – любимая воронинская подначка. «А как же!» – в голосе Рогова прозвучало наигранное воодушевление. «Сначала к Радже!» – твердо заявил Варфоломеев, как всегда беря на себя руководство береговыми действиями их «тройки». Его экономическая сметка, знание конъюнктуры, цен и таможенных перечней, да и просто удачливость давно были признаны старшими товарищами. Советы Варфоломеева в иностранном порту были так же ценны, как воронинские – в их упорном совместном наступлении на бастионы нейтринной космофизики. Не следует забывать также, что в нынешнем путешествии это был их последний иностранный порт. Ещё месяц работы в центральной Атлантике, и они отправятся домой.
Они шли по авениде дель Кампо, направляясь к магазину для русских моряков, хозяин которого – Раджив, выходец из Индии, – был давним знакомцем Воронина. Почему-то большинство торговцев в Сантьяго-де-Тейде – «индусы» (так называют их русские, скопом зачисляя в одну касту), они приумножают купеческую славу предков, пользуясь тем – рассуждал язвительный Bapфоломеев, – что выродились по причинам политэкономическим русские купцы, их давние, со времён Афанасия Никитина, конкуренты. Или ударились в науку, добавил Рогов. Когда он получит Нобелевскую премию, сказал Варфоломеев, то на эти средства откроет здесь магазин. Прогоришь, сказал Рогов, ностальгия выест твои купеческие таланты, и ты разоришься.
Город туристов, город-курорт мягко втягивал их в своё лоно, обтекая пёстрой разноязыкой толпой, дразня витринами, подмигивая рекламой, вливая упругую земную силу в ноги, отвыкшие от долгой ходьбы, обступая со всех сторон женской плотью, глазами, смехом. Русские моряки, подумал Воронин, – они ведь, в сущности, тоже моряки, несмотря что делают нечто отличное от судовождения, – выпадают из освящённой традициями схемы портовых развлечений: кабак – дансинг – бордель – снова кабак, тут возможны перестановки, но смысл один – встряска, преодоление гнёта монотонности, освобождение от вредоносной, накопленной воздержанием энергии. Мы супермены, говорит Рогов, мы новые люди, мы дети антиутопии, и спид нам нипочём. Все мы невротики, подумал Воронин. Свидетельство тому – уродливый ползучий бунт на этом сверкающем белизной океанском лайнере, который напоминает о себе каждый раз, когда в просветах между домами открывается вид на порт. Гордый профиль корабля, как это часто случается с человеческими лицами, скрывает мелочную, ничтожную душу. Мы ходим «тройками», чтобы следить друг за другом, чтобы не попасть в лапы мифических провокаторов, не стать жертвами чьей-то ненависти. Тройка – наш архетип, мрачный символ колллективного бессознательного. Сегодня он разорвет эту отвратительную противоестественную cвязь. В конце концов, имеет человек право побыть в одиночестве? И гори оно всё синим пламенем!
