Времена не выбирают. Книга 1. Туманное далеко - страница 42



Вскоре случилась беда, большая беда. У матери, возвращавшейся с работы, в трамвае украли деньги, всю получку. Украли нагло, открыто, у всех на виду. Просто взяли кошелек из кармана и стали пробираться к выходу. Мать проплакала целый вечер, рассказывая в подробностях о случившемся бабе Кате. Я, притихший, сидел рядом. Но вникал. И когда на другой день мать ушла на работу, сел писать письмо в деревню тетушке Надежде Александровне. Языком заклеив конверт, опустил его в почтовый ящик у школы.

На том все и затихло. Баба Катя согласилась не брать деньги за угол, пока мать не оправится. Оправиться она предполагала вязанием покрывал и подзоров с последующей продажей их на Сенной. Те прежние кровати, железные, покрашенные незамысловатой темной масляной краской, реже с никелированными поверхностями, принято было украшать самовязаными покрывалами поверху и подзорами понизу лицевой стороны кровати, высоко поднимавшейся над уровнем пола. Сейчас вряд ли у кого в потаенных сундуках сохранились они, хотя являлись когда-то непременным атрибутом городского быта.

И вдруг по истечении какого-то времени приходит к нам мое же письмо, отправленное «на деревню к тетушке». В волнении я, оказывается, указал только наш обратный адрес.

Письмо читали вслух. Мать в крайних ситуациях никогда в выборе выражений не затруднялась. А тут кошелек из рук вырвали. Она кричала, и все те выражения типа «ёбиный мать» излагались мною подробно, конечно, с многочисленными орфографическими ошибками, ибо для второклассника сочинение на четырех страницах все же, согласитесь, великовато. Хохотали долго, хоть и не до смеха было.


Неудачное сватовство


Доброжелательницы матери все время пытались сосватать её, мол, долго ли по углам «мыкаться»? В ответ она отмахивалась и закуривала, затянувшись, обычно отвечала:

– Нам чужого отца не надо, нам и так неплохо, верно, Колька?

– Еще бы, – утвердительно кивал я, в душе все же сомневаясь.

Но если бы я хоть чуточку предполагал, что ожидает меня при удачном для «доброжелательниц» стечении обстоятельств! Они каким-то образом умудрились сосватать ей вдовца с тремя детьми.

Его звали Володя. Это был здоровенный дядя с редкими волосами и какими-то мутными глазами. Позже я понял почему. Мне он показался добрым.

Мы переехали на Всполье, тогда совершенно запущенный уголок Ярославля. Сам вокзал представлял группу одноэтажных деревянных барачного типа строений. Сбоку от них в непосредственной близости от железнодорожных путей располагалась дощатая, поднятая над землей на полметра площадка. Хорошо помню её, ограниченную деревянными перилами по периметру, и танцующих весьма солидных дядь и теть, полагаю, транзитных пассажиров, ожидающих своего поезда. Часто и чемоданы стояли там же, на площадке, вот уж где раздолье для жулья!

Ныне танцуют только юные подростки на дискотеках при клубах и ночных увеселительных заведениях. Завлекать призваны заезжие дискжокеи и разнообразные рок-группы. Обязательно с оригинальным названием вроде суперинтеллектуального – «Смысловые галлюцинации» (какой смысл может быть в галлюцинациях?), веселенького – «Крематорий», брутального – «Тараканы» или весомого – Кирпичи».

Тогда, после войны, истосковавшиеся по простой человеческой жизни и фронтовики, и труженики тыла, словно в омут с головой, окунулись в море веселья, именуемое просто: «Вечер танцев». В летнее время – на улице, зимой – при заводских и фабричных клубах. Средний возраст танцевавших – тридцать-сорок лет. Как правило, играл духовой оркестр, а в паузах крутили пластинки с Утесовым или Шульженко. Мы, ребятишки, крутились здесь, зараженные атмосферой веселья и беззаботности, висели на заборе, окружавшем сад и собственно танцплощадку, пытались даже попасть за пределы ограды.