Кураминская геологическая партия
Есть такая формула-перевёртыш: «Бытие определяет сознание». Как это понимать? Ударение на первом слове – один смысл, ударение на последнем – смысл прямо противоположный.
Одни философы уверены: бытием определяется сознание. Другие возражают: сознанием определяется бытие. Я думаю, разумней третье: единство бытия и сознания. Хотя есть и другие варианты.
Большинство людей зависят от условий жизни, приспосабливаются к ним. Но есть и те, для кого идеалы, принципы, сознание определяют бытие. С тех пор как меня изгнали из МГРИ, моё бытие и сознание находились в разладе. Бытие – неприкаянное. Положение в обществе – шаткое и зависимое от многих обстоятельств. Только в сфере умственной я более или менее был свободен.
Физически я чувствовал себя хорошо. Несмотря на худобу, по 20 раз выжимал левой и правой рукой двадцатикилограммовую гирю.
Много времени проводил в главной библиотеке республики. Там был хороший выбор книг по истории, философии, художественной литературе. И учить институтские задания там было удобно. Я применил свой метод. Сначала читал то, что мне интересно. Делал перерыв и переходил к учебному материалу.
Помимо всего прочего, я присматривался к стилю писателей, читал труды литературоведов. Заинтересовался формалистами, которые подсчитывали, в каких пропорциях классики употребляли существительные, глаголы, прилагательные. Понял, что в зависимости от целей надо менять стиль изложения. Хотя меня больше всего интересовали идеи.
Надеялся стать писателем. Понимал: для этого надо не литературный институт закончить, и не филфак, а набраться жизненного опыта за многие годы. Заделом на будущее завёл тетрадку (она затерялась), делая заметки на тему «Эволюция стилей и смыслов от Пушкина до Горького».
Однажды в солнечный день я направлялся привычным путём в библиотеку. Рядом с Домом офицера ко мне бросился человек средних лет и среднего роста. Он так радовался, словно я принёс ему подарок, тряс мою руку, улыбался, говоря, что очень рад меня видеть.
Я был озадачен, поздоровался и спросил: «И что теперь?»
– Как что? – он был странно весел и не пьян. – Споёте мне что-нибудь, пойдёмте.
У меня в голове вертелось: откуда он знает, что я люблю петь? В школе пел дуэтом с Володей Романовым песни, которые исполняли Бунчиков и Нечаев. У Володи был баритон, да и у меня тоже, но мне приходилось петь тенором. Особенно трудны были переходы в «Песне друзей» Хренникова: «Дует ветер молодо во все края».
Но как мог этот человек знать обо мне в те годы? А может быть, он слышал, как я, когда бывал один в доме Хачатуровых, подражал Лисициану в арии тореадора из оперы «Кармен» или Нэлеппу в арии Хозе? Неужели я так громко и отменно пою, что меня слышно на улице? Ничего не понимая, спрашиваю:
– Вы и вправду хотите, чтобы я спел?
– Ну конечно! – Он засмеялся.
– За последствия я не отвечаю.
– Пойдёмте, пойдёмте, – он засмеялся, взял меня под руку и потянул в сторону Дома офицеров.
