Её усилия не пропали даром: Клим благодарно глянул на неё, и это было очень приятно. Аглая тоже вздохнула с облегчением и быстро проговорила, словно оправдываясь:
– Я ведь только в прошлом году переехала сюда жить – получила дом в наследство. А сын остался доучиваться в Калининграде.
– Он там один живёт? Такой самостоятельный? – спросила мама, улыбнувшись сначала Аглае, затем Климу, и атмосфера за столом сразу разрядилась, заулыбались все.
– Нет, с моими родителями. Мне так спокойнее, конечно – имею в виду, за родителей.
– Наши дети во время учёбы тоже живут в Москве с родителями Эмилии, – с пониманием кивнул Теренс, и тема была исчерпана.
Только виновница недоразумения как ни в чём не бывало попивала сок и переводила взгляд с одного говорящего на другого, хлопая длиннющими ресницами. Ева любила Надин, но не могла не признать, что порой та бывает просто несносной. Похоже, мама тоже так думала, потому что сказала отцу, наклонившись к его уху:
– А девочка – копия Лидии. Та в юные годы тоже была остра на язычок!
Отец лишь улыбнулся краешком губ и незаметно погладил маму по руке. Свидетельницей этой сцены была только Ева. Эль, устроившаяся на плетёном табурете с другой стороны от родителей, не спускала глаз с дяди Рауля: никто другой, казалось, её не интересовал.
И это показалось Еве очень странным. Когда они в прошлом году всей семьёй ездили на концерт «Ювенты» в Петербурге, Эль не проявляла особого интереса к дирижёру и руководителю оркестра: они уже привыкли к мысли, что Рауль Кауниц, звезда мировой величины, был дальним родственником мамы и тёти Лидии. Тем более, что сама тётя Лидия была не меньшей знаменитостью. К счастью, никто в школе не знал, что девичья фамилия Евиной мамы – Ристич, иначе замучили бы расспросами и просьбами достать автограф… А малышка Эль на последнем концерте «Ювенты» неотрывно следила за первой скрипкой, обаятельной смуглой девушкой… Да, как раз после той поездки она буквально заболела этим инструментом!
На самом деле Эль уже исполнилось двенадцать, но она была такой миниатюрной и хрупкой, что все в доме ласково звали её малышкой Эль – хотя прекрасно знали, какая сила кроется за видимой хрупкостью. Но незнакомые люди замечали только её необычную внешность: волосы цвета гречишного мёда, изумрудно-зелёные глаза и очень светлую, почти белую кожу без единой веснушки; последнее настолько нетипично для рыжих, что у многих возникало подозрение, будто волосы у Элинор крашеные…
Пока Ева предавалась раздумьям, обед шёл своим чередом. Вик и Клим живо болтали между собой, надо думать, окончательно подружились. Надин же ковырялась в тарелке, бросая на Еву скорбные взгляды, которых та нарочно не замечала: пусть кузина немного помучается, ей будет только на пользу! Взрослые вели неспешную учтивую беседу, а малышка Эль продолжала исподтишка следить за дядей Раулем.
Закончилось всё неожиданно. Мирный щебет птиц, долетавший из сада в открытое окно, вдруг прервало разъярённое шипение, а затем громогласный лай.
– Боня!
– Босс!
И гости, и хозяева повскакали из-за стола и гурьбой ринулись в сад. Картина, открывшаяся их взорам, была классической, но от этого не менее забавной: крупный рыжий котяра сидел на ветке яблони – глаза горят, шерсть дыбом! – а под деревом лежал огромный сенбернар, флегматично уставившись на кота.
Эль с отцом совместными усилиями кое-как отцепили Барбоса от ветки, пока Клим двумя руками удерживал пса. В итоге хохотали все.
