Время доблестных - страница 24
– С чего бы? – пожала плечами Ева. – Просто сказывается благотворное влияние малышки Эль! При ней даже Барбос мышку не тронет – постесняется…
Барбосом или просто Боссом звали большого рыжего кота, который наведывался в усадьбу в свободное от своих кошачьих дел время – летом два-три раза в неделю, зимой каждый день. В Эрхарт-холле его кормили, поили и всячески ублажали, хоть и непонятно за что. Как бы там ни было, Барбос мнил себя полноправным членом семьи, не просто домашним питомцем, а когда хозяин усадьбы уезжал по делам, не отходил от хозяйки ни на шаг и даже ночевал в её спальне. «Мой страж!» – говорила про него мама, а папа загадочно улыбался.
Ева отчётливо помнила, как Барбос появился в доме, хотя ей тогда ещё и пяти не было. Крошечного котёнка принёс в зубах Барбаросса, огромный котяра, который по собственному почину завёлся у Эрхартов более десяти лет назад, ещё до рождения детей. Пушистый комочек был того же ярко-рыжего цвета, что и старый разбойник, и вывод напрашивался однозначный: это был его собственный отпрыск. Маленькая Ева и семилетний Вик тут же принялись хлопотать вокруг котёнка: налили ему в тарелочку молока, потом сливок, потом сметаны, но глупыш лишь вертел мордочкой и всё норовил улизнуть. Исход сражения определила, как всегда, Эль. Авторитетно заявив: «Он хочет спать!», двухлетняя малышка положила нового жильца себе в фартучек и уселась в плетёное кресло на кухне, где и просидела весь вечер, не позволяя брату и сестре даже дотронуться до зверька.
Ева тогда побежала жаловаться родителям и нечаянно увидела картину, которую до сих пор помнила в мельчайших деталях: сидя на полу террасы, мама нежно гладила старого Барбароссу, спящего у неё коленях, а у самой слёзы ручьями текли по щекам, капая на рыжую косматую шерсть; папа молча сидел рядом, обняв маму за плечи. Потом мама встала и ушла с котом на руках в гостиную, к камину, даже к детям не поднялась – в тот вечер их уложил отец. Это был последний раз, когда они видели старого кота. А Барбосом котёнка назвала Эль: вероятно, тогда она попросту ещё не могла выговорить «Барбаросса»…
Когда хлопнула входная дверь, Ева с Надин уже спускались по лестнице, догоняя Эмилию: та успела не только переодеться в синее шёлковое платье, но даже по-другому, чем с утра, уложить свои гладкие, блестящие русые волосы. Девочки тоже воспользовались случаем продемонстрировать стильные наряды, что привезла обеим из Милана тётя Лидия, мама Надин.
– Сколько же времени и денег твоя мама тратит на омолаживающие средства? – на ходу шепнула Надин кузине.
– Да нисколько! – рассмеялась Ева.
– Быть того не может! – авторитетно заявила Надин. – Думаешь, я не знаю, чего стоит сохранить такое лицо и фигуру? Моя мать отдаёт этому куда больше сил, чем репетициям и съёмкам.
На это Ева ничего не ответила. Глупо спорить о том, чья мама красивее, особенно если мамы – двойняшки…
Встречать отца в прихожей было привилегией мамы. Но как только он появился в гостиной, на нём повисли все девочки, включая Надин, с недавних пор благоговевшую перед дядей Теренсом, хотя в первый приезд она сильно смущалась его и даже побаивалась. Дождавшись, пока рассосётся куча-мала, Виктор тоже подошёл к отцу:
– Привет! Как там дела?
– Всё хорошо, – отец похлопал его по спине: они были уже почти одного роста, только Эрхарт-старший оставался намного шире в плечах. – В следующий раз пойдём вместе.