Время дождя. Парижские истории - страница 13

– Вы абсолютно разные, хотя и одной природы, – ответил Шарль. – Ты – ветер, иногда ураган. А Полина – вихрь, который кружится над городом, не зная, куда летит и чего же хочет. В этом ее притягательность и ее беда.

– Я тоже не знаю, чего хочу. Хочу ли я стать счастливой женщиной или хорошим писателем? Как научиться черпать сильные слова из сердца, если оно не кровоточит, не тоскует, не болит?

– Совмещать не всем удавалось, это правда, – кивнул Шарль. – Но это не значит, что такое невозможно. Я никогда не был писателем, но в этом деле, как и в любом другом, важен уровень мастерства, ремесло. Когда ты достигнешь определенного уровня, можно будет черпать образы и из счастливого сердца.

– Не знаю… Лучшие писатели всегда жили на грани своих способностей, на краю между жизнью и саморазрушением. Очень немногим удавалось стать хорошими семьянинами и по-прежнему писать завораживающие книги.

– Ты одержима жаждой совершенства, которая спалила не одну душу. Тебе кажется, что где-то еще, в другом месте, при других обстоятельствах и при бо́льших усилиях с твоей стороны ты найдешь больше эмоций, чувств, идей, информации, свершения. Не будь настолько помешанной на будущем. Живи здесь и сейчас. Разреши себе ошибаться и тратить время зря.

– Вот за это я и люблю тебя, – сказала я. – У тебя достаточно устойчивости, чтобы уравновесить меня и удержать на земле.

– Я знаю, что не могу дать тебе той сносящей голову страсти, о которой втайне мечтают многие женщины, – Шарль обнял меня и мягко погладил по щеке. – Во мне нет подобных чувств, я на все и на всех смотрю немного отстраненно, через легкую дымку разума. И мне кажется… может быть, я и ошибаюсь, но мне хочется в это верить: между нами такой запас нежности и взаимного уважения, что этого вполне может хватить на всю жизнь.

Шел дождь. Я смотрела в окно на стремительно мокнущий город. Он был полон шорохов и светящихся огней. Как будто за окном кто-то разлил на сверкающей мостовой золотую, серую и фиолетовую акварели. Каждый раз, когда кто-то распахивал стеклянные двери ресторана в эту дождливую ночь, внутрь врывалась ночная прохлада и сырость, от которых на языке оставался привкус родниковой воды.

Полина почувствовала себя нехорошо и отпросилась домой пораньше. А я почему-то засиделась до закрытия. Мне нравилось смотреть, как струи воды баюкают землю, слышать, как гром и молнии весело потряхивают город, и вода с грохотом стекает с карниза на асфальт. Все разошлись, когда я наконец очнулась от своих грез и увидела, что вот уже пару часов моя книга открыта на той же странице. Все повара ушли. Бекташ пересчитывал выручку у кассы. Должно быть, день для него был удачным, потому что он вдруг решил показать себя настоящим джентльменом и отвезти меня домой. У него была роскошная, почти кричащая машина, какая обычно бывает у внезапно разбогатевших людей. Пока мы ехали по мокрому Парижу, Бекташ рассказал мне о своей жизни.

– Я приехал сюда, как и ты, совсем молодой, – объяснял он мне на своем ломанном французском. – Без гроша в кармане. Пытался учиться, но не пошло. Работал везде, где мог. Платили мало, иногда работал за еду. Жил с женой на десяти квадратных метрах под крышей. Появилась возможность – открыл текстильную фабрику. Это все родственники жены. Они дали денег. Без них я бы никуда. Сначала открыл ателье. Жена шила дома. Потом магазин. Потом несколько магазинов. Потом фабрику. И еще одну. Закрыл фабрику, купил ресторан…