Время дождя. Парижские истории - страница 14



– А почему решил уехать из Стамбула?

– Молод был. Думал, что в Париже лучше. Везде казалось лучше, чем дома. Сейчас-то я, конечно, уже не уехал бы. А ты зачем приехала?

– Все было, как у тебя. Кроме текстильной фабрики, родственников и жены.

Я смотрела, как дождевая вода растекалась по стеклу. Люди, автомобили, улицы – все было в каких-то разводах, переливалось, как пятна бензина в лужах, и словно светилось изнутри. По улицам двигались смутные мерцающие тени.

– Ты скучаешь по родному городу? – спросила я.

– Да, каждый день, – ответил Бекташ. – Иногда по ночам мне снится, что я брожу по этим старым пыльным улочкам. Повсюду коты, духота, запах кофе и сладостей, жареного мяса и свежевыстиранного белья, муэдзин кричит с минарета. Я наконец-то дома. Мне легко и спокойно. Может, в старости, я и вернусь домой. Хотя свой дом мы повсюду таскаем с собой.

– И все-таки ты – поэт, Бекташ. Как знать, может, в другой жизни ты им и будешь? Если хорошо поработаешь в этой?

– Да, если за это хорошо заплатят, – кивнул турок.

Мы доехали.

– Я поднимусь к тебе? – спросил Бекташ, будто на всякий случай, особо ни на что не надеясь.

Я рассмеялась.

– Конечно же, нет. У меня есть жених.

– А любовник тебе не нужен?

Я покачала головой, вышла из машины и помахала ему рукой.

– Доброго вечера, Бекташ. Спасибо, что подвез.

Он уехал.

Пасха, гости и светящееся окно

Весной Ян снова приехал в Париж, на целую неделю. Полина вставала рано, работала весь день и возвращалась домой поздно, поэтому Ян бродил по городу один, а вечером они с Полиной гуляли по набережной, иногда до самого утра.

На Пасху Полина привезла его к нам.


****

Вот уже две недели мы с Шарлем гостили у его родителей в живописном городке Немуре в сотне километров от Парижа. Сами они уехали в Испанию на свадьбу друзей и оставили на нас дом и двух кошек. Дом находился на берегу Луары. Он был весь белый, веселый, с синими ставнями. Трехэтажный, с винтажными лестницами, просторными комнатами и высокими потолками, он сильно отличался от душных парижских квартир, в которых мы привыкли жить. Двери кухни и гостиной на первом этаже выходили в благоухающий сад с розами и цветочной беседкой. В беседке стоял плетенный диванчик, и там целыми днями спали на подушках кошки – серая и белая, резную изгородь обвивали виноградные листья, а в них пели невидимые птицы. Мы с Шарлем отдыхали здесь всей душой от городской суеты и смога.

Когда я выглядывала по ночам в сад из окна нашей спальни на третьем этаже, я видела мерцающую реку, в которой отражались бледная луна и далекая громада леса. В сияющих водах купались миллионы звезд и светящиеся во мраке кувшинки. Где-то на острове, за туманной грядой деревьев, ухали совы и сварливо перекликались вороны. По утрам над рекой стоял прозрачный, влажный, будто поддернутый розоватой дымкой туман. Весь дом спал, как будто укутанный призрачным покрывалом замешкавшейся ночи, и только я бодрствовала – еще не ложилась или уже проснулась. Я выходила в сад в легком халате, ступала босиком по прохладной от росы траве, спускалась вниз к реке, тяжело опираясь на трость. Там скидывала халат, зябко ежась, быстро ныряла в темную воду и плавала среди цепляющих за ноги и руки водорослей, между кувшинок и скользящих под пальцами коряг, пока меня не начинало трясти от холода. Тогда я выбиралась на берег, выжимала волосы, куталась в халат и шла принимать душ. Шарль еще спал, спал и весь дом. В окна заглядывал новый день, и я радовалась ему, как старому доброму знакомому, чувствуя, что он принадлежит только мне.