– А вы, значит, не можете поступиться принципами? – спросила она.
– Так если поступаться, то это уже и не принципы, – ответил Никита.
– Ну про СКА вы не совсем верно говорите. То же «Динамо» набирает призывников. Да и детская школа у них хорошая.
– Может, у вас и так, а у нас, как я сказал.
Поезд начал торможение, и за окном появилась очередная станция. Людей на перроне было много, но, по большей части, коробейники, продававшие продукцию местной фабрики, которая товаром выдавала зарплату.
– Неужели государство не может напечатать денег, чтобы платить людям, а не заставлять унижаться, стараясь накормить семьи? – поинтересовался Никита, глядя в окно.
– Если много печатать… – начал отвечать Семён Маркович, но прервался и спросил: – Вы, молодой человек, знаете, что такое инфляция?
– Конечно. Я же «Чёрный обелиск» Ремарка читал.
– Ещё лучше. Значит, вы и про гиперинфляцию знаете. Печатать деньги – это не выход…
– А я не должен знать, что нужно делать. Есть специалисты, которые этому учились, и их задача обеспечить, чтобы люди не унижались, – с запальчивостью перебил собеседника Никита и, не дав ответить, пошёл на выход.
– Пойду куплю что-нибудь, – сказал он уже из коридора.
На перроне торговали большущими мягкими игрушками. Цены на них были ниже магазинных, но всё равно не по карману для призывника.
– А есть что-то маленькое? – спросил Никита у размахивающей большим белым мишкой женщины.
– У Катьки мелочь всякая, – ответила она и стала искать взглядом коллегу. – Мелкая и игрушки с гулькин нос. Её мамка сама шьёт. Раньше на заводе работала, а сейчас дома, – делилась информацией торговка. – Да вон в ситцевом платьице, смотри, под грузовым составом шмыгнула. Догони, она ничего не продала сегодня, а игрушки у неё – загляденье. И сторгуешься задёшево. Жрать-то нужно.
Никита посмотрел, куда показала женщина, и увидел, как недалеко, на соседних путях, мелькнули тоненькие девичьи, почти детские ножки в сандаликах. Последняя фраза и эта стоптанная обувь не оставили шансов отказаться от покупки. Пробежав до того места, где девочка пролезла под поездом, Никита пригнулся и последовал её примеру. Но у него также ловко не получилось. Прямо посредине вагона он застрял. Вернуться тоже не мог. Всё внутри похолодело от мысли: «А если состав сейчас тронется?».
Но, взяв себя в руки, он быстро расстегнул куртку и освободился из западни. Теперь осталось только снять одёжку с крючка, за который она зацепилась. Когда Никита, наконец, выскочил из-под вагона, то увидел, что девочку по имени Катя окружили парни намного старше. Их было трое. Они вытаскивали из сумки игрушки и смеялись.
– Не нужно забирать, – почти плакала Катя, – мамка меня заругает, если я потеряю.
– А мы сделаем так, чтобы мамка не узнала, – смеясь, говорил самый длинный. – Ни о чём не узнает. Правда, парни?
Он держал в руках небольшого медвежонка и кружил им вокруг головы девочки. А потом резко опустил, сунул его под короткую юбочку.
– Ой, что он там увидел. Мы тоже хотим посмотреть. Покажи нам, что у тебя там. А? Покажешь? И мы купим все игрушки. Как, орлы, правда?
Приятели загоготали одобрительно. Один сзади сунул руку под юбку и ущипнул за попу.
– Мальчики, не надо, – уже плакала испуганная Катя, – Заберите игрушки…
– Так, мы с тобой поиграть хотим. Зачем нам эта дребедень…
– Ей, борзые. Отпустили ребёнка! – громко крикнул Никита, приближаясь к компании.
