В один прекрасный день их тюремщиков ждал сюрприз. Целая очередь сюрпризов калибра 7,62 мм. И Александр прекрасно понимал Мишку. Они тоже горланили «Интернационал» (все, кроме иранца, тот, кажется, молился): «Это есть наш последний и решительный бой…»
Но видит Бог – не о смерти думал тогда ефрейтор Северов. Он думал о том, как вернется домой. В родную Москву. Наступала весна, в парке Горького, наверно, таял снег, и ефрейтору Северову очень хотелось в Фили. Купить мороженого, пройтись по заросшей набережной, познакомиться на аллее парка с какой-нибудь девочкой в очках с роговой оправой, читающей «Анжелику»… такая чушь, но с этой чушью он, экономя патроны, сумел отправить к иблису, как выражался их мусульманский друг, иранец Омар, минимум пятерых бородачей. Они прорвались. Двое были ранены, Александру пуля оцарапала щеку, но они захватили старый американский БТР времен Второй мировой, но на ходу и вырвались из лагеря, подсадив еще два десятка пленных, остальные разбежались.
Навстречу им попалась колонна подкрепления – джип и три армейских грузовика с боевиками, но четырехствольный зенитный пулемет, стоявший на БТР, перемолол это подкрепление в фарш. А потом они ушли через границу с Ираном, сдались иранским погранцам, их передали через консульство своим, потом были допросы в КГБ, долгие, пристальные…
В Москву ефрейтор Северов вернулся осенью. Осенью восемьдесят восьмого, со снятыми обвинениями и рекомендациями для поступления на учебу в МВД. Потом были вуз и Софринская бригада. И бой у деревни, название которой отличалось на одну букву от названия этого города.
По сравнению со старым «газоном» бронеавтомобиль «Тигр», по габаритам ему не уступавший, был словно лимузин по сравнению с «Запорожцем» – кто не знает, была такая машинка, при Советском Союзе выпускавшаяся на автомобильном заводе в Запорожье – совсем недалеко от Бахмута, но по военным меркам, к сожалению, и не близко. «Запорожец» считался самым убогим механическим транспортным средством СССР, хуже разве что инвалидная мотоколяска.
Что касается «Тигра», его создатели предусмотрели все, кроме разве что цветомузыки. Но, конечно, это была прежде всего боевая машина – об этом свидетельствовала установка с пулеметом и автоматическим гранатометом над люком, пусковая установка ПЗРК, лежавшая в кабине в укладке. Здесь она мирно соседствовала с «приблудой» – ручным противотанковым гранатометом итальянского производства, похожим на древнюю базуку, и честно изъятым у одной из бандеровских ДРГ…
– Был еще ПТУРС, – рассказывал молодой лейтенант, командир машины и отделения, – но мы его израсходовали о прорвавшийся «Твардый». Это поляки так наш Т-72 переименовали.
– С колес валили! – уточнил водитель Валера, позывной Возила. – Суетолог его прямо на ходу жахнул, хотя ПТУРС до этого в руках не держал.
Суетологом звали высокого сутулого парня, похожего на одного из арбатских музыкантов. Он оказался питерским художником, на досуге, по словам командира, нарисовавшим целую галерею – в основном портреты сослуживцев, но батальные сцены ему тоже удавались.
– Ему обещали в Москве сделать выставку, – говорил командир. – Обращались в Третьяковку, так эти крысы, типа: не наш профиль! Обещали выставить в «Арсенале», а пока его картины висят на Ходынке в соборе – там у них при соборе что-то типа музея Спецоперации будет, их настоятель нам очень помогает. Сам бывший военный летчик.
