– Достопочтенный господин Барвиль! Вы, кажется, забыли, что при моем грузе должны постоянно дежурить люди. Я сам здесь буду дежурить. А здесь посмотрите, голые стены. Даже присесть не на что. И холодно. Я не собираюсь мерзнуть!
– Эта…печка же есть!
– Печку я вижу, но я также вижу, что у нее дымоход разобран! Дым что, будет идти прямо в комнату? Я ухожу.
– Девять солов.
– Я не буду снимать это помещение.
– Восемь.
– Я не торгуюсь. Прощайте.
Граф направился к двери.
– Э…а… погодите…есть еще одно… рядом.
Они вышли из этой комнаты.
Достопочтенный Барвиль задержался, чтобы тщательно закрыть за собой дверь на замок.
Затем любезный господин Барвиль, обойдя стеллаж, открыл соседнюю дверь. В этой комнате была и печка, и даже было какое-то подобие мебели: топчан, два стула, шаткий столик.
Из окна, правда, вид был несколько иной: была видна лишь часть двора, зато можно было разглядеть городские ворота Люмьера, а за ними начинались две дороги. Прямо в сторону Нима устремлялся новый ланкедосьенский тракт, налево уходила старая дорога на Сомьер.
– Ну, здесь хоть печка есть. Она топится?
– Пятнадцать солов.
Граф де Морсан почувствовал, что начинает терять терпение.
– За это убожество? Три сола за сутки, и считайте, вам повезло. В гостинице напротив, с меня возьмут сол за все – простой, охрана, корм лошадям, сносная еда и вино. Два сола за сутки, или я иду в гостиницу.
Господин Барвиль торговался долго и упорно. Он никак не желал опускать плату ниже пяти солов за сутки, причем норовил взять за двое суток вперед. Наконец, все-таки сошлись на четырех солах в день, причем вперед. Брат Гуго отсчитал восемь солов, но, показав их Барвилю, зажал в кулаке.
– А теперь, любезный господин Барвиль, растопите мне печку. Я должен быть уверен, что она не дымит. К приходу моих людей здесь должно быть тепло. Это непременное условие.
Господин Барвиль задумался. Очевидно, топить печь не входило в его планы. Францисканец позвенел монетами у Барвиля над ухом, чтобы до него быстрее доходило.
– Восемь экю, господин Барвиль. Растапливаете печь, и они ваши. Нет – это мое последнее слово. Я иду в гостиницу.
– Я… это… за дрова отдельно.
– Нет. Все входит в эти четыре экю. Нет. Не четыре. Три. Потому что лошадей негде поставить.
– А… это… лошадей можно поставить на заднем дворе. Пять экю.
– Два.
Торг вспыхнул с новой силой. Брат Гуго стал торговаться из-за денье: стал добавлять по одному. Сошлись на шести солах девяти денье, с печкой и конюшней, за двое суток вперед.
– Хорошо. Вот задаток – три сола. Растапливайте печку.
Господин Барвиль, ворча, взял деньги и отправился за дровами. Его не было минут двадцать. Наконец, послышался скрип деревянной лестницы , тяжелое дыхание.
Притащив на плече связку дров, Барвиль бухнул ее перед печью. Нащепав лучины, он запалил ее от огарка свечи. Судя по тому, как загудело пламя в трубе, тяга была хорошая. Брат Гуго отдал ему остальные деньги, забрал ключ от двери и закрыл ее за собой.
Потом отправился в гостиницу.
