Вытаскиваю вещи из стиральной машины, с особым трепетом прижимая их к груди, спешу на балкон, перекидываю через натянутые под потолком веревки и долго вглядываюсь в спящий город, мерцающий огнями в прямоугольнике распахнутой рамы.
Закуриваю и опускаюсь на древний дежурный стул — место размышлений для одиноких неудачниц.
Школьная золотая медаль в картонной коробочке, ворох похвальных листов и грамот, университетский красный диплом — все, к чему я стремилась, давно покрыто слоем пыли.
Мои менее честолюбивые ровесники обрели семьи и живут другими заботами — возвращаются в уютные дома, улыбаются вторым половинкам, укрывают одеялами, целуют в лоб теплых детей, а я...
А что я? Существую, не поднимая головы, и получаю от реальности мелкие тычки и серьезные удары. И, если бы не странный мальчишка, сидящий на кухне, прямо сейчас могла бы выйти в окно.
Дверь бесшумно открывается, Тимур встает рядом — кошусь на него, и учащается пульс.
— Я вымыл тарелку и убрал в шкаф. Можно составить тебе компанию?
Не дожидаясь одобрения, он без спроса берет из пачки сигарету, чиркает зажигалкой и садится на второй стул, принесенный сюда ради редких визитов Олега.
— Май, почему ты сказала, что отсюда долго лететь? — спрашивает Тимур у темноты, и я таращусь на него, как на привидение, в иррациональной уверенности, что он умеет читать мысли. Его черный профиль на фоне темно-синего неба кажется вырезанным из бархатной бумаги, а близкое присутствие, приправленное ночным майским ветром, пьянит, пугает и выводит из равновесия.
Красивый до неприличия и настолько же молодой парень упорно пытается влезть в мою серую скучную душонку, и паранойя тут же услужливо подсказывает — где-то здесь есть подвох.
— Это... называется шутка, — получается гнусаво и едва ли прокатывает за оправдание, Тимур смачно затягивается, и разгоревшийся огонек на миг освещает его хмурое лицо.
— А вы знаете толк в шутках, мадам.
— И все же... Зачем ты это делаешь? Какой на самом деле преследуешь интерес?
— Самый что ни на есть грязный! — смеется он, прислоняясь затылком к бетонной плите и глядя в небеса. — Ты красивая, с тобой интересно. И... мне везет, когда я вижу тебя.
Он обезоруживающе искренен, но паранойя только крепнет.
— Я серьезно! — не унимаюсь. Мне нужно его расколоть, со скандалом изгнать из мыслей, чтобы вечно потом презирать и чувствовать себя правильной и бдительной. — Ты поспорил с друзьями?
— У меня нет друзей, — глухо отзывается он, выдыхая вверх серебристый дым.
— Не похоже... Я видела тебя в компании ребят у ТРЦ, и выглядел ты вполне счастливым.
— А... те куны... — Он стряхивает пепел в окно и подносит сигарету к разбитым губам. — Ну, я общаюсь с ними, чтобы от тоски не съехать с катушек. Я не понимаю их, а они считают странным меня... Мир вообще странный — в нем скучно и нет никаких гарантий, что все закончится хорошо. Каждый шаг — как в пропасть. Сначала тебя нахваливают за съеденную ложечку и пятерочку по азбуке, сдувают пылинки и обещают блестящее будущее, а потом ты взрослеешь, входишь в мир... и оказываешься посреди мертвой Припяти — вокруг ничего, кроме скрюченных веток, тумана, смерти и неизвестности. Тупое окружение. Корыстные девки. Ненавистная учеба. Мелкие цели, не приводящие ни к чему... В общем, я — системная ошибка, несовместимая с операционкой.
Сказанные им слова созвучны мне до бессильной дрожи, до шока, до гула в ушах. За три десятка лет я так и не встретила человека с теми же загонами, но сегодня его каким-то чудом занесло прямиком на мой балкон. Борюсь с желанием вцепиться в него мертвой хваткой, обнять до треска костей, уткнуться носом в широкое плечо и зареветь. Но тогда он навсегда станет центром моей вселенной.
