Но нерадивая бабуся с огромными баулами бросается наперерез автобусу, водитель, матерясь, в последний момент тормозит, пассажиры ахают... Чтобы не навернуться, хватаюсь за теплый бок Тимура и тоже ахаю.
— Ну что ты творишь, Май? Был же уговор: не лапать друг друга... — отчитывает он меня без тени иронии. Краснею как рак, а он ржет.
От дурных мыслей подташнивает, но, едва ветерок спального района освежает разгоряченную кожу, здравый смысл пробивается сквозь толщу невнятных желаний и отрезвляет.
Что я делаю?.. А главное, зачем?..
По давно заведенной ЖЭКом традиции, лифт не работает, но я несказанно рада этому факту — не придется вжиматься в заплеванную обшивку кабины, потупившись, любоваться грязной обувью и задерживать дыхание, дабы не дышать слишком громко и не вызывать у парня подозрений.
На лестнице нарываюсь на вездесущих соседок, их натянутые в елейных улыбках губы дергаются, а глазки блестят сотнями вопросов, но Тимур безучастно проходит мимо них, а я вынуждена догонять. Сенсации не случается.
— Высоко же ты забралась, Май, — сетует он, хватая ртом воздух и упираясь ладонями в колени.
— Да уж. Лететь долго... — Гремлю ключами, распахиваю дверь и включаю настенный светильник. — Прошу!..
Парень разувается, почтительно ставит кеды на полочку, выпрямляется и нависает надо мной — прихожая, квартира, город, вся земля вдруг становятся слишком тесными...
Он вспыхивает, вспыхиваю и я.
— Привет этому дому. У тебя классно, Май. — Тимур шарахается в сторону первым и прочищает горло. — Знаешь, что я подумал. Я испугал тебя утром, ведь так?
— А сам как считаешь? Твое поведение нормально?.. — Вешаю сумку на крючок и сбрасываю с усталых ног обувь. Прохожу в комнату и зажигаю свет.
Он плетется за мной и, скромно притулившись на краю дивана, ловит мой взгляд.
— Я не маньяк. И не дилер — все случилось по глупости. Просто нам нужно ближе узнать друг друга. Станем друзьями, и тогда, возможно...
Подпираю плечом стену и долго смотрю на него.
Он словно выпал из другого мира и непонятно как оказался в моей покрывающейся паутинами и плесенью норе с дурацкими шторками на окнах. Благодаря ему эта ночь не будет наполненной тошнотворным одиночеством, оглушающими мыслями и традиционным самобичеванием. Но он же олицетворяет собой все неслучившееся. Ушедшие мечты, несбывшиеся надежды и рассыпавшиеся в пыль планы. Он — это то, что уже никогда со мной не произойдет.
— Тимур... Какая дружба, мне тридцать два, — выдыхаю и принимаюсь деловито забрасывать на полки разбросанные вещи. После этих слов должен был грянуть гром, а парень в ужасе свалить, но ни черта не происходит.
Он кивает:
— Окей. Прикольно. Май, у тебя, случайно, «дошика» нет?
Мой апломб моментально сдувается.
Откуда он знает, что из съестного у меня — только рамен, фитнес-завтраки, кофе и зеленый чай?
Подивившись здоровой наглости и пофигизму гостя, удаляюсь на кухню, наполняю чайник холодной водой и нажимаю на кнопку. Возвращаюсь в комнату и углубляюсь в шифоньер — там, на самом дне, давно забытыми лежат нефорские футболки. Одну из них, побывавшую на мне на всех легендарных опен-эйрах в счастливых нулевых и десятых, — безразмерную, черную, с принтом одухотворенного Че Гевары на груди, я вытягиваю на свет божий.
— Держи. Тебе надо переодеться. А это давай сюда, запущу быструю стирку.
Тимур с восторгом оценивает артефакт, улыбается и вдруг без всякого стеснения стягивает с себя толстовку вместе с футболкой и протягивает мне.
