Внезапно от скамейки отделяется тень, кто-то быстро шагает навстречу и преграждает путь.
— Что с тобой, Май? — От испуга и мгновенно накрывшего облегчения подкашиваются коленки, я заваливаюсь назад, но рука со ссадиной хватается за мой рукав и удерживает от падения. Черная толстовка, короткие клетчатые штаны, носки с надписью «бомж стайл» и видавшие виды кеды... Не нужно поднимать взгляд, чтобы понять, кто передо мной, но я настолько себе противна, что рявкаю:
— Убери руки!
Он отдергивает их, помедлив, лезет в карман, достает мятую тысячу и протягивает мне:
— Вот. Вычти из долга.
Выхватываю бумажку, прячу в сумку и, обойдя его, как досадное препятствие, снова направляюсь по своим скорбным делам.
— Сногсшибательно выглядишь, Май... — Он увязывается за мной, синхронно то ускоряя, то замедляя шаг. — Почему плакала? Может, я попробую помочь?..
Поведать восторженному сопляку, что жизнь имеет меня как безропотную дрожащую тварь — так себе вариант, и терпение окончательно лопается:
— Пожалуйста, отстань! — От его участия проступают едкие слезы. — Прошу по-хорошему, Тимур. Это не твое дело!
— А ну-ка, давай присядем. — Он оттесняет меня к пустой скамейке под сенью огромной ели, вынуждает опуститься на нее и садится рядом. — Май. Не рви душу. Если случилось что-то поправимое — успокой.
Я все же смотрю в его глаза — встревоженные и умоляющие, и горячие потоки устремляются по щекам. Моими делами уже лет сто никто не интересовался, и простое проявление заботы провоцирует настоящую истерику — прячу лицо за ладонями и, сгорбившись, реву навзрыд.
Тимур двигается ближе — порами кожи ощущаю тепло, надежность, силу и сбивающий все настройки аромат летнего солнца. Единственный человек, которому не все равно...
— Май. Я могу побыть жилеткой... — тихо шепчет он, и я, зажмурившись, ныряю в омут — подаюсь к нему, крепко цепляюсь за толстовку, зарываюсь носом в ткань у волшебно пахнущей шеи и уплываю от одурманивающей смеси покоя, уюта, радости и ужаса. Покачнувшись, реальность отключается, посторонние звуки смолкают — только его дыхание обжигает ухо и сердце громко стучит в груди. Мне все равно, сколько ему лет, я лишь хочу, чтобы он принадлежал мне, заслонял от ветра, понимал и жалел, и тогда больше не случатся несчастья. Я плачу, как не плакала даже в детстве, всхлипываю и дрожу, доверяю и надеюсь, и почти умираю...
Он не обнимает в ответ — покорно держит руки в карманах, а я постепенно, но неотвратимо прихожу в себя — отпускаю его рукава, резко отстраняюсь и приваливаюсь спиной к жестким окрашенным доскам.
— Прости... — Я готова провалиться сквозь землю. Мгновенно становится холодно.
— За что? — улыбается он. — Я бы всю жизнь так просидел.
Юный парень, вечерний город в преддверии лета, ароматные ели, кружева цветущих сиреней и яркая луна... Романтика момента опьяняет, в груди вспыхивают эмоции — те же, что переполняли ее во время давно забытых прогулок с первой любовью.
И я протестующе трясу больной головой.
— Тимур, ты ни хрена обо мне не знаешь! — Шмыгая носом, утираю потекшую тушь и приглаживаю волосы.
— Ну так расскажи... — пожимает плечами он.
— Тебе не понравится! Что ты вообще тут делаешь? Как меня нашел?
— Ты сказала, что работаешь неподалеку. Возле ТРЦ лишь одно офисное здание. Не томи и не уводи тему в сторону, Май.
Он сбрасывает рюкзак, порывшись в его недрах, достает жвачку и делится ею. Откидывается на спинку скамейки и превращается в слух.
