Время собирать камни - страница 9

Ребята ждали Федора в фойе, но уже не в полном составе – загадочно дерзкая Зина Салепова, которую Федор, спускаясь по лестнице и пожевывая нижнюю губу, планировал позвать на какао, поехала домой, а, может быть, кстати, и не домой, вот только разницы в этом не было вовсе, потому что встретил ее такой большой, загорелый и подкачанный муж на желтом Мини Купере. Зато Федору не пришлось переносить занятие с Лизкой, жившей, оказывается, в том же направлении, что и Паша Чадов. Федору повезло, что Паша первым рассказал о своем маршруте до дома, так что в завершение тусовки Федор соврал одноклассникам, пожал и приобнял, дождался, пока они совсем скроются из виду, а затем в одиночку поплелся на трамвайную остановку.

10.

Жизнь Федора слоилась. Перфект столиц оказался зажат между двумя плюсквамперфектами старого города, а вокруг нанесли тонкую скорлупу свежих, пока не осмысленных впечатлений.

«Antes, – показывал он за спину большим пальцем, – vivía en San Petersburgo y un poco en Moscú, pero ahora vivo aquí^>8». После вопроса «¿Por qué э-э… Ну… Почему вы вернулись?» он постоянно пожимал плечами, приговаривая «No sé^>9», а Платону и Лизке почему-то еще со вздохом сообщал: «Соскучился, наверное».

Первой целью было вырваться, второй – причалить, третьей, кажется, прочно обосноваться на родной почве, что виделось до приятного выполнимым. Из 35 часов и 36 минут поезда по направлению к корням Федор потратил на размышления минут десять, а остальное время проспал втупую, без снов, впервые за эти годы сбросив с себя все маски и к ним приделанные обязательства. Глупое будущее засасывало серый вагон, а Федор просто не возражал.

«Стыдно не быть слабым, стыдно оставаться слабым», – с важным видом декламировал Федор, когда Лизка не признавалась в отсутствии малейшего понятия о том, куда нужно вставлять один вспомогательный глагол, а куда – другой. Себя он только исподтишка спрашивал, стыдно ли быть жуком, потерявшим последние крылья и копошащимся в собственных воспоминаниях, но второй внутренний голос в эти мгновения пресекал безобразие и обещал, что впереди еще будет не Эверест, но все-таки какая-нибудь гора Народная. Тогда Федор думал о народе и начинал дергаться, а когда истерика заканчивалась, откладывал мысль и обещал вернуться к ней, как только город абсолютно впитает его потрепанный, успевший стать инородным микроорганизм. Нельзя быть инородным и народным за один присест.

Издалека местные казались стадом, и с этим было сложно что-то поделать, да и не очень хотелось. Чаще Федор, наоборот, представлял себя единственным или в крайнем случае последним носителем интеллекта, героически сбежавшим из-под прозрачного колпака, теперь уже плотно подогнанного к размашистой блинной сковороде. Пренебрежительное отношение к городу помогало Федору выселить из нового дома увязавшихся за ним демонов, но вот он сам, смущенный и отрешенный, завалился назад в отчизну и пытается сочинить правдоподобный монолог о переосмыслении и привязанности. Вдобавок ко всему он хотел не только заново или даже впервые породниться с аборигенами, но и научить дикарей каким-нибудь невиданным фокусам, а возможно, и спасти их от неминуемой гибели. Город трепыхался в агональных судорогах, однако Федор был уверен, что здесь еще можно жить, стоит только осмелиться на перемены. Этим проверенным рецептом он гордился и потихоньку хорохорился в своих четырех стенах, а однажды, преисполненный мудрости и храбрости, даже пнул слегка опостылевший санькин скутер, пробуробив самому себе: «Да это я тут самый крутой и просветленный».