– Глупый ты человек. Тебе такое счастье выпало. Я бы всю жизнь отдал, чтобы, хоть раз, прикоснуться к могиле господа нашего!
Олекса перекрестился.
– Хм. Недорого же ты ценишь свою жизнь. Что до меня, то кусок надгробья столько не стоит. Да и ничего там особенного нет – камень и все, – покосился на него молодец.
– Ты – скоморох с крестом на шее. Тебе никогда не понять чувств истинно верующего. Душа твоя блуждает во тьме в поисках света! – Олекса негодовал.
Ему поначалу нравился разговор. Вести божественные беседы, хоть бы и с таким далеким от теологии человеком, как Вохма, было приятно. Но всегда бесшабашная язвительность того и явное неуважение к личности верующего христианина рождало в нем противоположное смирению чувство, которое он всячески гнал от себя, стараясь не поддаваться на искушение послужить бесам.
– А твоя не блуждает? Уже все нашла? – казак усмехнулся. – Да ты так же далек от истины, как мой конь от твоих бредней. Можешь рассказать о душе? Или, по-твоему, душа – это ярлык на небесное царство? И ты так боишься туда не попасть, что готов быстрее, пока не нагрешил, променять свою жизнь на кусок гранитной плиты?
– Душа – это частица божественного света. Она испорчена. Жизнь мне дана исправить ее. Но когда я умру, моя душа сольется с этим светом, и я попаду в рай. Здесь, на этой земле, я должен страдать, ибо даны два пути познания всевышнего: через любовь и через страдания.
– Так познай – через любовь, зачем страдать? Найди себе бабу и люби ее хоть целые сутки напролет!
– Дурак ты, Вохма. Не о плотской любви я говорю, о духовной.
– И что это за любовь такая? Как про нее узнать?
– Через молитву, только через нее. Молитва очистит душу от мирской грязи, и господь одарит ее своей благодатью, принимая к себе!
Олекса вновь перекрестился, закатил глаза к небу, словно уже сейчас был готов к разговору с богом.
– И много ты вымолил у своего Христа? – спросил Вохма.
– Нет. Но не все сразу. Наверное, я еще не достоин.
– Может быть, ты неправильно молишься?
Монах задумался, затем сказал:
– Дело не в словах, а в желании. Может быть, мое желание столь мало, что бог меня не слышит!
Так, болтая со своим спутником, Вохма уже давно приметил некого мужичка, который прибился к обозу недавно и теперь, старательно скрывая свой интерес, наблюдал за ними. Мужик как мужик, ничего особенного, но что-то в нем настораживало. Он словно постоянно ожидал чего-то, был напряжен, суетлив, хотя нарочито демонстрировал сдержанность. Хочешь не хочешь, а проверить было нужно.
– Кто такой? – грозно спросил Вохма, после того, как прервал разговор с монахом, вскочил на коня и подъехал к мужичку со спины.
Тот от неожиданности вздрогнул, но поворачиваться и отвечать не торопился.
– Эй, оглох?
Ордынец, наклонившись вперед, ткнул его плетью в плечо. Тот обернулся и зло глянул снизу.
– А ты кто, чтобы я тебе отвечал?
Вохма, в молчании, со скучающим равнодушием, обвел мужика взглядом, затем размахнулся и ударил его плетью по лицу.
– А-а-х! – завыл тот, зажимая окровавленную щеку рукой. – За что?
– За глупость! – ответил Вохма.
Он спрыгнул на землю, пинком в живот согнул мужика пополам, затем схватил пятерней за бороду и подтянул к себе.
– Повторяю вопрос. Кто такой?
Мужик, отбиваясь, вытащил нож, припрятанный в сапоге. Замах был короткий, нацеленный в самое сердце обидчику. Но тут случилось необъяснимое. Ноги у него вдруг подлетели выше головы, рука с ножом сделала вращательное движение, а тело рухнуло на землю. Нож выпал. Все произошло так стремительно, что окружающие не успели что-либо понять, поэтому стояли и смотрели в нерешительности, оценивая шансы обоих.
