Купец воздел руки к небу и проводил глазами исчезающего в густом лесу воина.
Лес встретил ордынца тишиной и спокойствием. Поглотив его в тенистые дебри, он словно проверял его на принадлежность к своему миру. Солнечный свет путался в пьяных кронах и золотым туманом струился вниз. Лесная пыль мерцала в этом тумане, кружилась при любом дуновении ветерка, который оставался редким гостем в таком плотном скоплении вековых исполинов. Вохма замер, припав к земле. Втянул ноздрями воздух, как дикий зверь на охоте, затем, неслышно ступая, перекатами, быстро двинулся вглубь. Он сразу распознал следы противника, тот не особо берегся. Сломанные ветки, кровавые пятна на листве указывали правильное направление. Он дважды перескакивал через ручей, прежде чем лес закончился, и перед ним открылась залитая солнцем поляна, с кряжистым узловатым дубом в центре. Он увидел их обоих. Они стояли под деревом и о чем-то спорили. Первый был уже знаком ему, а вот второй, очевидно, был убийца Олексы. Желание отомстить за смерть невинного монаха росло с каждым мгновением, казак едва сдерживался, готовый броситься вперед, чтобы, рассчитывая на внезапность, застать врагов врасплох, но тут послышался протяжный свист и на поляне появился верховой. Он неспешно подъехал к мужикам на коротконогой лохматой лошаденке и о чем-то заговорил. Взял у второго сверток, сунул за пазуху и, ударяя пятками в бока лошади, гикнув, поскакал прочь.
«Это грамота, которую вез Олекса», – догадался Вохма.
Он взглядом проводил всадника, как вдруг почувствовал легкое движение позади себя. Еще не осознавая степень опасности, он кувырком откатился в кусты, выхватил нож и швырнул его наугад. Негромкий стон подтвердил попадание ножа в цель. Возле дерева, привалившись на ствол спиной, раскинув ноги, сидел еще один тать. Нож вошел ему прямо в правый глаз. Открытый рот растянулся в недоумении. Такой смерти разбойник явно не ожидал.
Вохма вынул нож и оттер его от крови об одежду убитого. Присмотрелся. Ему показалось, что он уже видел того раньше в обозе.
«Сколько же их еще?» – подумал Вохма.
Было очевидно, что орудовала целая шайка, и убийство монаха уже не казалось обычным ограблением. Вохма поторопился вернуться на поляну и как раз вовремя. Оба разбойника, привлеченные шумом, настороженно шли в его сторону. Ордынец затаился за деревом. Как только до них осталось несколько локтей, он быстро вынул саблю и рубанул первого сверху вниз. Клинок вошел легко и с такой силой, что развалил противника надвое, не замечая кость и плоть. Отпихнув ногой обезображенный труп и освободив оружие, Вохма замахнулся на второго.
– А-а-а! Не убивай. Пощади! – заорал тот и упал на колени перед ним.
– Это опять ты? Старый приятель!
Казак кольнул саблей в грудь противнику. Грязное лицо, с длинной, во всю щеку, рваной раной, пыталось улыбаться. Зубы, на удивление, были белыми, и улыбка, которую выдавил из себя разбойник, больше походила на звериный оскал.
– Точно. Это опять я. Скрывать нечего. Вот он я, весь в твоей власти. Делай со мной, что хочешь. Хочешь, убей. Хочешь, продай в рабство. Хочешь, буду служить тебе верой и правдой! – говорил он, стоя на коленях, но при этом усердно жестикулировал, стараясь подкрепить правдивость своих слов. – Вот, если ты меня убьешь, а тебе это раз плюнуть, я знаю, ты – могучий воин, закаленный в боях, а мы – убогие лесные твари не чета тебе, о, великий богатырь. Не бери грех на душу, не губи ни в чем не повинного раба божьего Сусторму. Сусторма – это я. А вот если ты оставишь меня в живых, то приобретешь верного друга и доброго помощника. Поэтому не убивай, ибо через меня будет тебе большая польза. Поверь мне если….
