– Ну, будешь говорить?
Вохма мельком посмотрел на плохой самодельный нож – железную заточенную пластину, с грубой деревянной рукояткой, откинул его носком сапога подальше от дороги, в кусты, подошел к распластанному на земле телу.
– Что тебе надо? – кряхтело тело, медленно поднимаясь. – Я ничего не знаю.
Залитое кровью лицо отражало испуг и ненависть.
– Последний раз спрашиваю. Кто ты такой? Зачем следишь за нами? Если не ответишь…. отрублю тебе руку, потом другую.
– Клянусь, я не понимаю, о чем ты?
Мужик уже почти поднялся, как вдруг, от удара, опять оказался на земле.
– Придется все же отрубить тебе руку, – потирая кулак, проговорил десятник.
Окружающие закивали головами в одобрении. Переговариваясь друг с другом, они уже осудили мужичка, показывая на него пальцами. Не вникая в смысл ссоры, им было достаточно того, что сильный всегда оказывался прав. Любопытных становилось все больше, они уже образовали круг.
Вохма повернулся к коню и выхватил саблю, как вдруг со стороны, где он оставил Олексу, донесся громкий вскрик. В лесу мелькнула тень. Монах лежал на земле. Ордынец растолкал толпу и бросился к нему. С первого взгляда было ясно – Олекса умирал. Лицо побледнело, на груди расплывалось темное пятно. Ряса уже пропиталась кровью, когда казак рванул ее, освобождая доступ к ране.
– Кто это сделал? Олекса, говори. Кто это сделал?
– Грамота! Он забрал грамоту, – монах уже хрипел, губы пузырились красной пеной.
– Что в грамоте? Кому грамота? Не умирай. Олекса. Смотри на меня.
– Найди грамоту. Там все…. Ярлык, ханский ярлык, возьми…. – Олекса разжал ладонь, в которой медью блеснул плоский диск. – Не успел. Ничего не успел! – напоследок сказал он и затих.
Вохма зарычал, как раненый зверь. Смерть монаха была на его совести. Ему доверили чужую жизнь, но он не справился. Он потерял бдительность. Его обвели вокруг пальца. Теперь было понятно, что мужик, на которого он обратил внимание, был подставной, и в этом была его главная роль – роль, отвлекающего на себя. Гнев от бессилия ударил в голову. Первым желанием было растерзать подозрительного мужика. Он оглянулся в запоздалом прозрении, но того уже и след простыл. Воспользовавшись суматохой, мужик исчез. Вохма наткнулся взглядом на знакомого купца. Тот смотрел на него с сочувствием.
– Мустафа! Куда он побежал? – спросил он его на арабском.
– Туда! В лес! – кивнул головой понятливый купец в направлении скрывшегося беглеца.
Времени оставалось мало. Решение нужно было принимать быстро. Вохма постоял пару секунд, размышляя, затем подскочил к коню. Привычными резкими движениями он стал разбирать поклажу. Волшебным образом из нее возникали предметы явно военного назначения. Распределяя их должным образом на поясе, казак уже успел достать скрученный из длинной материи тюрбан и плотно водрузить его на голову. Наконец, прицепив на левый бок саблю и сунув в сапог короткий нож, он обратился к купцу:
– Мустафа, у меня нет времени что-то объяснять. Слушай меня внимательно и сделай все в точности. Скоро будет монастырь. Оставь Олексу там. Монахи знают, что делать. Дальше. Мой конь, Карачур, позаботься о нем. Я найду тебя в Смоленске. Если я не вернусь, оставь его себе или продай.
– Что ты такое говоришь? Разве я не понимаю. Решай свои дела справно. Я все сделаю, как велишь. О бедном Олексе я позабочусь. Коня сохраню. Я знаю, как он дорог тебе. Ступай, друг мой. Да поможет тебе Аллах!
