Он проводил меня до дверей редакции, в которой я трудился, и прошмыгнул в них вместе со мной. А когда я попытался скрыться в туалете, он и туда втиснул дробное тело, мимолетно выразив удивление тем, что я предпочел женский туалет мужскому. Осознав ошибку, я в крайнем смущении перебрался в мужской туалет, где тут же из воздуха материализовался Гудомаров-младший. Он продолжал упражняться в ораторском искусстве. И по-прежнему единственной жертвой его красноречия был я.
Следующие два часа он провел в моем кабинете. Пока я тщетно пытался написать колонку новостей, он красочно описывал перспективу. Из его слов следовало, что жизнь моя будет прожита зря, если я немедленно не оставлю редакцию, служению которой отдал последние шесть лет, и не переберусь в газету, которая, еще не появившись, уже заняла место на Олимпе, а ее учредитель – в сонме богов. Гудомаров-младший живописал воображаемые прелести, о которых мечтает журналист – яркие и острые темы, свободу слова и астрономические гонорары. Надо быть безумцем, чтобы отказаться от такого предложения, заявил он. Скажу не без гордости – в тот момент я поступил, как истинный безумец.
Шел третий час увлекательной беседы, когда настроение у Гудомарова-младшего вдруг изменилось. Черная тень наползла на его светлое чело с той же скоростью и неотвратимостью, с которой на шолоховский Дон налетает летняя гроза. Он заявил, что приостанавливает переговоры о моем трудоустройстве до той минуты, пока я не приползу к нему на коленях и не стану умолять его принять меня в штат редакции. Такой вариант развития событий меня устроил. Попрощались мы почти как лучшие друзья, разве что не облобызали друг друга на прощание.
Ах да, забыл упомянуть маленькую деталь – Гудомаров-младший приходится родным братом Гудомарову-старшему. А Гудомаров-старший редакторствовал в той газете, в которой работал я и еще полсотни трудяг, среди которых попадались не только журналисты, но и корректоры, редакторы, верстальщики, дизайнеры, рекламные менеджеры и прочая и прочая. Думаю, упомянуть об этом будет не лишним, так как оба брата сыграли в моей судьбе значительную роль.
Предчувствие беды
До середины апреля я не вспоминал о встрече с Гудомаровым-младшим, ибо для этого не имелось причин. Жизнь катилась настолько безмятежно, насколько безмятежно может катиться жизнь журналиста главного печатного издания региона, финансируемого властями. Я собирал новости, кропал заметки и выдавал аналитические статьи. Иногда предавался греху алкогольного возлияния в компании акул пера и жил в ожидании очередного гонорара. На горизонте не маячили ни беды, ни радости. Мне не грозило ни увольнение, ни повышение по службе. Я был рад тому, что имел. И если в те счастливые времена в мою голову, порой, закрадывались грешные мысли о том, что живется мне не так уж и хорошо, как хотелось бы, то позже я искренне каялся, что подобные мысли вообще меня посещали.
О Гудомарове-младшем я слышал, что он все-таки реализовал идею и открыл более-менее регулярно издававшуюся газету. Называлась она «Из первых уст». Не самое оригинальное название, лишний раз подтвердившее теорию о том, что Гудомаров-младший занялся не своим делом. Сам я ее не читал. Поговаривали, что вышло уже три или четыре номера. Содержание было едким и местами неприятным для чиновников и лично губернатора. Об этом шептались в туалетах и курилках. До сих пор в нашем регионе не случалось такого, чтобы в газетах выходили едкие статьи, неприятные для самого губернатора. Не то, чтобы они не могли быть написаны. Просто в регионе до сих пор не было изданий, в которых подобные творения могли опубликовать без риска быть казненными на следующий день.
