Через полгода Варвара Степановна написала дочери, что скоро будет свободна. Надежда предложила матери приехать в Ленинград, но та отказалась.
«Тяжело мне, Надюша, столько пришлось пережить, что среди старых друзей и знакомых я себя уже и не мыслю. Здесь – Сибирь, все совсем другое, но словами этого не объяснишь, тут только можно увидеть и почувствовать. Народ разный, со своими обычаями и привычками, и душу никто вопросами не бередит. Да и перед тобой я виновата – хоть и не по своей воле, но лишила тебя матери и нормального детства. Перед Ленинградом моим тоже виновата – в тяжелые дни блокадные не была с ним рядом. Нет мне дороги назад, но ты надумаешь – приезжай, привези моего внука, зятя привези. Пиши, не забывай свою маму».
Надежда собиралась поехать навестить мать, но все откладывала поездку из-за семейных проблем и трудностей с деньгами. Через три года она получила диплом инженера, быстро продвигалась по служебной лестнице, и у нее почти не было свободного времени.
Иван бросил институт, не закончив второго курса, и теперь пил по-черному. Он приводил сынишку домой из детского сада, кормил и сажал с заводными игрушками играть в уголке. Сам же доставал бутылку водки, купленную по дороге домой, ставил перед собой на стол и начинал опустошать – медленно, стакан за стаканом. Потом доставал вторую. Он пил и разговаривал сам с собой.
– Я – никто, а с ней главный за руку здоровается! Смотрел как давеча – ласково! Может, у них и есть что, она ж от меня теперь нос воротит, не хочет мужа законного в постели приласкать! Грязный я ей, видите ли, плохой! А этот новый главный – как на нее смотрит?! Как на суку! Глаз не отводит!
Однажды Миша попросил:
– Папа, дай мне тоже этой водички из бутылочки, я пить хочу.
Яхов посмотрел на сына и прослезился.
– Такие же у тебя глаза, как у меня, и судьба будет такая же – надсмеются над тобой за глаза! – он плеснул в детскую кружечку водки. – Пей, сынок!
– Щиплет! – заплакал Миша, хлебнув водки.
– Пей! – Иван стукнул по столу кулаком. – Пей, мужчиной будешь!
Мишка сделал еще глоток и закашлялся.
– Такая уж у нас, Яховых, судьба-доля, – бормотал отец, а захмелевший сынишка давно спал, скорчившись в кресле.
Два года Надежда не догадывалась, что сынишка начал привыкать к алкоголю. Отец, будучи в подпитии, постоянно его угощал, а потом Мишка уже и сам таскал спиртное из буфета, пока родители спали. Обнаружилось все, когда однажды он в пьяном виде выбежал на кухню и начал кричать диким голосом. Соседка Полина Николаевна вызвала «Скорую помощь», а те приехали и, забрав мальчика в стационар, немедленно сообщили обо всем в инспекцию по делам несовершеннолетних. Случившееся ошеломило Надежду, словно гром ударил с ясного неба. Она и прежде понимала, что мало времени уделяет сыну, но оправдывала это тем, что на заводе работы всегда невпроворот – для чего ж ей тогда в институте было учиться, если не работать в полную силу? Всегда успокаивала себя мыслью: Мишка ведь не сирота одинокий и на произвол судьбы брошенный, с ним в детском саду воспитатели занимаются, отец души не чает, а я освобожусь немного и тоже займусь ребенком. Допрыгалась, достучалась до беды!
Вернувшись из детской больницы, куда ее вызвали прямо с завода, Надежда вошла в комнату. Пьяный муж сладко спал, положив голову на стол рядом с бутылкой, и не слышал ее шагов. Она, долго ходила взад и вперед – укладывала в чемодан свои и детские вещи. Потом подошла к причмокивавшему во сне и пускавшему слюну Ивану, громко назвала по имени. Он поднял голову, моргая мутными глазами.
