— Экипаж прибыл.
Ясно, а у меня ни вещей в чемоданах, ни трости. И нога болит.
— Иди, я… сейчас.
Посидела, задрав сорочку и любуюсь на сбитые коленки на двух совершенно одинаковых ногах. Никаких внешних следов того, что увечная левая чем-то отличается от правой. Разве что синяк на ней больше будет, судя по расплывающемуся красному пятну.
Встала, оделась. Сама. Зря, потому что снова пришлось присесть у шкафа на банкетке и перевести дух. Чулки, подвязки, белье, нижняя рубашка, нижняя юбка, корсет… К демонам бы корсет, но с ним теплее. Платье — длинные рукава, высокий воротник-стойка. Черное.
У меня в шкафу необычайно много черных и прочих темных платьев, и одно — красное. Очень красивое, с открытыми плечами, бисерной вышивкой по лифу и краю верхней юбки, которая на свету отливает огнем. Тоже подарок. И тоже от матушки Огаста. Такое же непрактичное, как лавка в городе. Есть, и ладно.
Ношеные платья приставов не заинтересовали, а за красное я слегка беспокоилась. Нужно обязательно забрать с собой это единственное яркое пятно в моей теперешней жизни, пусть и надеть я его по причине траура не могу.
Снова пришла Бальца. Бесцеремонно отодвинула мои коленки, извлекла из недосягаемых недр шкафа огромный чемодан, больше похожий на гроб, и поймав направление моего взгляда, первым делом уложила красное. Когда последний яркий сполох скрылся под практичным черным, коричневым и прочим обыденным, я оставила место погребения, облачилась в притащенные экономкой ботинки и пальто, прихватила шляпку с ненавистной вуалью и вышла.
Я опять все пропустила? Кабинет Огаста за утро успел переехать вниз? Все ценные вещи, включая массивную тяжелую мебель, громоздились угловатой грудой рядом с выходом. Я остановилась у камина и как раз присматривалась к стойке с коллекцией тростей. Пыталась понять, стоят ли на них уже учетные печати и можно ли одну умыкнуть?
Сустав горел огнем, его словно выворачивало. Несколько метров от комнаты до каминной полки вдоль стены дались ценой взмокшей спины и дрожи в руках. Обычно, если случалось остаться без поддержки, я великолепно прыгала на одной ноге на длинные дистанции, но сегодня даже этого сделать не смогла. Стояла и дожидалась милого мальчика Лайэнца, который несколько минут назад потащил мой багаж наружу и обещал вернуться, чтоб дотащить и меня.
— Ненавижу это место, — процедил вошедший, споткнувшись о край свернутого рулоном ковра. Он явно не ожидал, что его услышат. Замер.
В холле было темно. Свет то ли не зажигали, то ли погасили, после того как спустили вещи, на улице — серая хмарь, а я — в черном, потому меня не сразу заметили.
— Вы здесь.
— Как видите.
— Экипаж ждет только вас, может, закончите с прощанием и выйдете уже из дома?
— Разве что вы меня донесете.
— Где ваша трость? — брезгливо раздалось в полумраке.
Хорошо, что его лица не видно почти, представляю, каким бы оно было, если он так говорит. Будто ему предложили жабу лизнуть, а не даму проводить. Я по натуре человек вежливый и спокойный и не имею обыкновения хамить, даже если хамят мне, вежливость иной раз пострашнее хамства, но очень нога болела, а потому ведьмак-надзоровец раздражал до крайности. Что ему вообще тут нужно? Посчитал, что Феррато не справится?
Женщина в расстроенных чувствах может все: и на скаку, и на одном крыле, и на одной ноге, вот честное слово. И когда я с гордо поднятой головой мимо дефили… шла почти уверенно, калач выщелкнул под потолок желто-зеленый ослепительно яркий шар, провел ладонью над стойкой с коллекцией, цапнул ближайшую к себе трость и подал мне с такой миной, будто я у него последнюю полушку отбираю.
