Время врачевать - страница 9



– Вы сказали, что из Помероля? Помероль – это в Бордо?

– Так и есть, брат мой, – подтверждает кордильер. – Это владения герцога Аквитанского.

Рыцарь кивает:

–Как я слышал, герцог Аквитанский весьма щедр. Много раз собирался я сломить десяток-другой копий на аквитанском турнире. Однако, каждый раз что-то мешало. Например, в этом году я всю весну, и большую часть лета, был в Барселоне. Король Хайме Арагонский устроил потрясающий праздник…

Брат Гуго уточняет:

– По случаю своего венчания с молодой королевой20?

– Да. Такое великолепие бывает раз в жизни. Пиры, турниры, балы… Длилась эта роскошь целых шесть месяцев…

Тут он надолго задумывается. Брат Гуго задает вопрос:

– А куда вы направляетесь сейчас?

– В Прованс.

Брат Гуго понимающе кивает:

– Видимо, на авиньонский турнир? Я слышал, что папа распорядился провести турнир, дабы возвеличить авторитет Церкви среди рыцарей…

– Так и есть, святой отец. Ходят слухи, что папа лично прибудет в Авиньон, дабы освятить своим присутствием ристалище. Возможность, лицезреть папу, стала для меня большим искушением. Это и заставило меня предпринять это, довольно утомительное, путешествие. Погода этой осенью совершенно испортилась.

Францисканец при упоминании Vicarius Christi21 сперва благочестиво крестится, а затем усмехается:

– Не следует отвлекать внимание папы только для удовлетворения пустого любопытства! Любопытство есть грех; я обязан наложить на вас епитимью.


С этими словами брат Гуго лезет за пазуху, и извлекает пакет из серой парусины. Открыв пакет, достает оттуда свиток папируса, несколько перьев, чернильницу, песочницу и перочинный ножик. Потом поясняет:

– Я путешествую по поручению отца-настоятеля аббатства св. Иеронима. Я обязан описывать путевые впечатления. Сейчас я запишу об удовольствии знакомства с вами, а вам пусть будет угодно рассказать мне о своем путешествии в Арагон и Барселону: где вы были, что видели… все, что заслуживает внимания…


Де Антре, удивленный невиданной епитимьей, поднимает бровь. В его глазах вспыхивает искорка:

– Да-да… Теперь я припоминаю некие истории, про странствующего монаха… Этот монах, появляясь в кабаках, записывает всякие побасенки, а потом перекладывает их в эпиграммы…


На лице францисканца, как молния, проскальзывает странное выражение, напоминающая и удовольствие, и досаду одновременно.

«Вот дьявол!», – думает он, – «Этому палец в рот не клади… А ведь меня предупреждали, что он умен и наблюдателен. Теперь прощай мое инкогнито… А я-то рассчитывал водить его за нос до самого Авиньона…»


– Да… похоже, это я, – признается он.– Но пусть вам будет угодно рассказать мне о своем путешествии в Барселону.

– Чтобы вы написали на меня эпиграмму?

Монах смеется:

– Боже меня упаси! Если я и пишу эпиграммы, то на людей недостойных, греховных и подлых, цинично драпирующихся в тогу добродетели… Мой интерес к вашим странствиям целиком умозрительный.

Де Антре улыбается в ответ, и пускается в пространный рассказ.

Он перечисляет балы и турниры, которые посетил, призы, которые завоевал, имена рыцарей, которых победил.

Брат Гуго, кивая, торопливо покрывает папирус ровными бисерными строчками.


Так проходит час. Де Антре уже откровенно зевает. Заметив это, монах слегка улыбается и бросает перо на стол.

– Наверно, следует отправляться спать, – предлагает брат Гуго. – День был тяжелый, а завтра снова в путь.

Он встает из-за стола и потягивается: