Кошка тоже переплетает свои яркие рыжие волосы, но в одну косу. Все такие красивые и довольные идем с ней гулять. Никакой определенной цели нет. Запрыгиваем в первый попавшийся троллейбус и добираемся до красивого парка. Нам пойдет.
Берем по мороженому в стаканчиках, я цепляю подругу под руку и тяну на одну из дорожек, уютно расположившихся между ровно высаженными деревьями.
Так хорошо. Необъяснимая тревога немного отступает. Ее остатки я заедаю еще одним мороженым, обещая себе обязательно отработать лишние калории.
В сумерках в парке зажигаются фонари, подсвечивают листья на деревьях. Исчезают мамочки с детьми. На деревянных скамейках с изогнутыми спинками появляется все больше парочек.
Было бы здорово сейчас посидеть на одной из них с Гордеем….
И меня опять уносит в грустные мысли. Это точно гормоны. У меня так уже было. Врач сказала, в моем возрасте у девушек часто бывает. Ни страшно, ни критично.
Да и я скучаю. Все понимаю, все принимаю, но чувства же не засунешь в эту логику. Она у них своя и никаким разумным объяснениям не поддается. Чтобы стать чуть ближе к Гордею, в порыве эмоций пишу ему сообщение:
«Люблю тебя. Приезжай скорее домой».
Романтическая глупость прочитана и оставлена без ответа.
Ну и ладно. Зная Калужского, он сейчас может быть с грязными по локоть руками. У них же там ремонт и сжатые сроки на его завершение.
Спрятав трубку в карман, снова беру подругу под руку. Соня рассказывает недавние приколы из своего универа. Плавно сворачиваем в сторону остановки и едем к нам домой. Ужинаем, не дождавшись парней. Садимся смотреть фильм.
Слышу, как щелкает замок в двери в прихожей. Выхожу встречать. Мне в руки ложится маленький букетик цветов.
— Я приехал, — улыбается Гордей. — Моя малышка соскучилась? — обнимает меня.
— Так, дайте я к своей малышке пройду, потом будете сосаться, — проталкивается мимо нас Платон.
— Вот умеешь ты всю романтику запороть! — смеюсь я.
А больше мне сказать ничего не дают. Гордей занимает мой рот поцелуем.
— Что вы там делали? — интересуюсь, привалившись плечом к стене и наблюдая, как он разувается.
Мне сейчас хорошо просто от того, что он дома.
— Устраняли нарушения, которые мне выкатила пожарная инспекция. Месяц назад все было нормально, а теперь… А, в задницу его! В следующий раз опять что-нибудь найдет. Я уже узнал, сколько примерно будет стоить отвязаться от этих проверок.
— Ужас какой.
— Это не ужас, Ясь, — кричит из комнаты Платон. — Это наш папа-мудак!
— Думаешь?
— Уверен. Задолбает теперь, — высовывается к нам в прихожую. — А есть чего пожрать у вас? Я голодный как зверь.
— Конечно. Мойте руки, сейчас разогрею.
Убегаю на кухню. Ставлю греться плов с курицей. Достаю из холодильника самый обычный салат из свежей капусты и огурцов. Никаких изысков. Все по-домашнему просто.
Тарелки, салфетки, хлеб…
Кружусь, слушая, как парни перекидываются колкими фразами, даже не стараясь не материться.
У Гордея настойчиво сигналит телефон сразу несколькими сообщениями.
— Вот сука! — слышу его тихое рычание. — Нахер. Завтра разберусь.
Ребята приходят ко мне на кухню. Рассаживаются. Раскладываю им горячее по тарелкам.
— Кто там тебя хочет в такое время? — интересно же.
— Да так. Навалилось. Посиди со мной, — тянет к себе на колено.
— Тебе же так есть неудобно, — пытаюсь подняться.
Гордей не дает. Устраивает удобнее, целует в щеку:
— Зато приятно.
И принимается с аппетитом уплетать наш с Соней плов.
