– Мое существование, в отличие от твоего метания, очень осмысленное. А эти люди – больные. Они должны лечиться.
– Но ты же сам гей!
– Ты думаешь, что геи больные?
– Нет, я думаю, что ты, как никто другой, должен уметь сострадать людям, понимать их. Смотреть на мир шире.
– Я не хочу больше об этом говорить. В Советском Союзе все бы они сидели в тюрьме.
Ого, вот тебе и Советский Союз. Ты бы и сам в тюрьму сел… Впрочем, и я тоже. Но говорить, правда, больше не о чем. Ярлык повешен. Почему так сложно относиться к людям с уважением? Мне так одиноко, а передо мной подобие человека. И поговорить не с кем – каждый раз одно и то же. Каждый раз я прихожу в этот дом и разговор перерывается, не начавшись. Я бы мог поговорить о приобретенных вещах, поездках их семьи, проблемах на работе, но в таком случае у меня начнется приступ тошноты. Потому что я все это уже слышал. Потому что все это о потреблении.
Ну о чем можно говорить с тем, у кого такие моральные нормы? Иисус говорил о сострадании две тысячи лет назад. Американцы говорят о толерантности сегодня. Но мало кто проявляет ее. Вокруг сплошная ненависть и страх. Стоит принять чье-то мировоззрение как допустимое, и вот сразу ты станешь таким же. К примеру, многие мужчины испытывают отвращение к геям, а на самом деле они просто боятся геев. Как будто стоит перестать испытывать к ним отвращение, и моментально ты окажешься в постели с мужиком. Чувствуешь страх, что тебя засмеют. Ведь хочется быть брутальным. Но мой дядя и есть тот самый гей – что это дало ему? Ничего. В детстве его «булили» в школе. У него постоянно были конфликты с родителями, которые даже отправляли его в христианские лагеря по перевоспитанию. Но как только он вышел замуж, все страдания и притеснения были забыты. Он нашел себе круг друзей, которые его принимают, семью, работу. И тяжелое детство ушло. Вернее, он и стал похожим на свое окружение из детства. Геем, притесняющим остальные майноритис. Вспомнил, как недавно я видел одного афроамериканца, который орал о том, что нужно построить стену на границе с Мексикой.
Мне необходимо что-то делать. Он же неглупый, мой дядя. Я люблю его! При всем отвращении… А таких тысячи. Нужно просто понять, как с ними говорить. Как сказать. Что сказать. Мой дядя не поймет рассказов, которые я пишу. Может, написать роман? Легкий роман-боевик. Так, чтобы он мог прочитать его и получить удовольствие. А между строк я буду что-то тихо шептать. Общаться с его подсознанием.
А дети? Как жалко его детей… Дети вырастут точно такими же, как и он. Может, устроиться работать в школу? Преподавать математику… Если я что-то и понял за мой роман с ней, так это то, что это единственная наука, где есть четкое разделение на черное и белое. И после того как человек проводит достаточно времени, работая с логикой и аксиомами, черным и белым, он начинает видеть, что в мире не существует никакого белого и черного. Все серое. После тысячи решенных теорем у человека появляется этика рассуждения, этика мысли. Споры математиков о философии достигают таких высот, которые недостижимы без упражнений в логике. Математик никогда не может сказать о чем-то в этой жизни наверняка. Что что-то правильно, а что-то нет. Он всегда скажет, что «ему кажется» или «по его опыту» это правильно. Математик всегда открыт к тому, чтобы его переубедили. Доказали обратное. Он всегда допускает, что может ошибаться. А значит, такой человек развивается. А значит, такой человек слушает, что происходит вокруг. Он по-настоящему знает, что ничего не знает. И с ним можно общаться обо всем. А с этим куриным человеком мне не о чем говорить. Потому что он не слышит. Потому что у него на все есть свое мнение.
