Всё, что должен знать - страница 2

Весь интернет говорит только об этом событии, поэтому я отключаю телефон. Конечно, событие довольно неординарное, но после тысячи плакатов с высказываниями об очередном новом восхитительном шоу на Бродвее, которого «никогда не было и никогда больше не будет», вырабатывается иммунитет к любым оценочным суждениям. Нет, сегодня я не хочу думать обо всей этой истории.

Я гуляю по знакомым улицам. Холодный воздух приятно щекочет мне лицо, которое несколько опухло от спертого воздуха моего офиса. Вокруг университета в это время пустынно, и поэтому мне легче любоваться архитектурой домов. Лишь маленькие группы туристов досаждают мне, но и их сегодня меньше, чем обычно. Наверное, все побежали глазеть на камень.

А все-таки на улице весна… Солнце и правда становится ярче с каждым днем.

Захожу в свою кофейню. Ты не житель Нью-Йорка, если у тебя нет самой любимой, единственной, дорогой, родной кофейни. В других городах ищут свою вторую половинку, пытаются обустроить дом или квартиру. В Нью-Йорке ты начинаешь встречаться с кофейней. Иногда, конечно, ей изменяешь, но кто из нас не грешен! Сначала тебе нравится кофе, неплохие стулья, уют. Как она пахнет. Потом ты узнаешь всех, кто там работает, часы открытия, каждую морщинку на стенке, каждого постоянного посетителя. Общаешься со знакомыми лицами как с родными и ревностно смотришь на тех, кто пришел сюда в первый раз. Если бариста запомнит твое имя – считай, вы женаты. После этого – как в любом браке. Тебе периодически бесплатно делают кофе, а ты потихоньку врастаешь в окружающее тебя помещение.

Своя кофейня в Нью-Йорке на улице Макдугал была у одного русского иммигранта. Недавно я узнал, что он сидел на стуле со львами на подлокотниках. Я и сам садился на этот стул. (Для чего? Прочувствовать поэта? Перенять силу?) О ней знают немногие. Своя кофейня была у Сартра и Камю. Сейчас это излюбленная точка туристов, которые толком не читали ни Сартра, ни Камю. Мне кажется, это говорит о многом. Моя же кофейня – единственная во всем городе (по крайней мере, так мне хочется думать), у который сквозной проход с одной стороны улицы на другую. Возможно, это что-то говорит о моей мании преследования. Вбежать в одну дверь и выбежать из другой займет секунды полторы. Прекрасное место, чтобы скрыться от слежки. У кофейни также имеется два панорамных окна на две стороны дома – восточную и западную. Следовательно, в ней чаще, чем в других, солнечно. Я также не признаю заведений, у которых нет столика или хотя бы лавки на улице. Она – моя кофейня – со мной солидарна: каждое утро я сижу на красной лавке у входа, пью американо и смотрю на вечно куда-то несущихся ньюйоркцев. Даже в отдыхе у ньюйоркцев ощущаются рабочая основательность и спешка. Чувство такое, как будто программа отдыха записана у каждого в своем ежедневнике, и каждый строго придерживается расписания. «Дела, дела, дела», – сказали бы боконисты.

И все-таки метеорит прерывает мои размышления. Пока бариста делает мне кофе, я задаю ей вопрос. (На секунду отвлекусь и замечу, что очень удобно разговаривать с баристами – они не могут избежать разговора, а ты всегда можешь отойти от стойки, где они работают, если разговор тебе наскучит.)

– Слушай, это как-то странно, что в интернете нет никаких фотографий, ни описаний метеорита. Один хайп, – говорю я ей.

Бариста – девушка лет двадцати трех. На ней светлые джинсы с высокой талией, стянутые тонким ремешком, на котором висит небольшая золотая бляха. Свободная белая рубашка заправлена в джинсы. Туфли не видно, но мне, признаться, сложно отвести взгляд от ее лица. Поэтому даже если бы я их увидел, то не смог бы здесь о них рассказать. Светлые локоны, немного завиваясь, спадают по двум сторонам лица, округляя его треугольную форму. Маленькие живые глаза. Все это дополняет нос, который тоже вроде маленький, но при этом приплюснутый, как будто она слишком часто его совала куда не следует, в связи с чем его придавили. А может, перед ней слишком часто хлопали дверью? Наверное, в ней есть и недостатки, но разве мы их замечаем, если человек нам сразу симпатичен?