Всё, что должен знать - страница 4

– Да вы сами через месяц будете также одеваться! – бросаю им вслед свое презрение вместе с бычком. Мы выполняем общественно важную функцию по призыву весны; метафизически; сами того не ведая. Поделился своими мыслями с Эльзой. Она засмеялась. На секунду показалось, что и солнце чуть-чуть усмехнулось и стало немного теплее.

Мы докурили. (Сколько повторений момента сегодня? Отличался ли один от другого? Сколько кругов я успел пройти?) Эльза продолжила работать, а я за это время успел сходить домой и принести ей свое пальто. Если я не задумываюсь над судьбой детей в Африке, это не означает, что смог бы спокойно стоять рядом с мерзнущей Эльзой, тем более она уедет потом помогать этим самым детям (опять же – что бы это ни значило!), так что я вправе считать себя благодетелем и меценатом. Приготовив последнему клиенту кофе, Эльза надевает пальто, и мы выходим из заведения. Двигаемся по направлению к Ист-Виллиджу.

– А все-таки этот метеорит?.. Пока тебя ждал, пролистал с десяток статей, и ни одного толкового описания. Неужели на весь город никто не смог рассказать, что он увидел?

Эльза хмурится, начинает над чем-то думать, но за поворотом обнаруживает стаю голубей. Бурлящие создания, курлыча, прыгают друг на друга, чем-то напоминая панков, месящихся в мошпите. Эльза вскрикивает и бежит в самый центр, вскинув руки. Party animal.

Если бы это были московские голуби, мне бы вспомнились строчки «Кровостока»: «Они всех склюют, нах, и высрут помет на асфальт. // И город станет пустым и ярким, мама, как бриллиант».

Если бы это были парижские голуби, я бы подумал о том, что я ел этого самого голубя в Париже.

Если бы это были стамбульские голуби, я бы задумался о святом духе.

Но это были голуби Эльзы, и, когда они вспорхнули, я больше не мог ни о чем думать, кроме как о голубях и об Эльзе.

Весна. Солнце. Голуби. Эльза. Деревья. Поменьше. Побольше. Солнце. Куст. Почти распустились. Мороженое. Холодно и без мороженого. Смеется. Общаемся с бездомным. Довольно интересно. Солнце. Ист-Ривер. Купили хлеба. Опять кормим голубей. Весна. Солнце. Голуби. Эльза. Солнце целует ее губы. Я пытаюсь поцеловать солнце. Ветер гладит ее волосы. Я внимательно вслушиваюсь в шепот ветра: может, он мне расскажет, что он почувствовал, когда коснулся ее лица.

Сегодня 18 марта. Получается, прошло три дня с нашей встречи. Получается, я не видел Эльзу трое суток. В кафе мне сообщили, что она все-таки умудрилась простудиться после нашей прогулки и лежит дома с температурой. Как некстати.

Все три дни я провел, перетекая с места на место. Офис незаметно превращался в спальню, спальня оказывалась вагоном метро. Дни сменялись, как и места пребывания, а я… Я оставался тем же человеком, где бы я ни очутился. С одним и тем же настроением, теми же привычными мыслями, с вечно уставшим лицом. С черными дырами-кругами под глазами, которые засасывали взгляд прохожих. Я терялся в пространстве: вот только что я варил себе кофе в моей квартире в Уильямсберге, районе Нью-Йорка. В моей руке была турка. На турку лилась вода из-под крана. Я отчетливо это помню! А теперь я стою в центре Манхэттена, и какая-то старушка спрашивает у меня дорогу к метро. И что было между этими двумя событиями?

Обычно все наоборот. Допустим, есть площадь. Ее не реставрируют. Здания, тротуары, избитые бордюры не меняются десятилетиями. Вывески висят годами. По площади каждый день ходит девушка: утром на работу – вечером домой. Иногда она грустная, иногда веселая. То она надевает легкое белое платье, то строгий черный костюм… И каждый день она разная, другая, живая, – проходит сквозь бессменную мраморную площадь. А у меня… У меня все наоборот. Не я хожу по городу – я стою на месте, – а город ходит по мне. Мои пухлые губы, кривой нос, мягкие щеки и серое настроение неизменны, где бы я ни оказался. Словно мое одинаковое лицо выглядывает из разных тантамаресок. Я стою на месте: с лицом в дырке смотрю в камеру. Через какое-то время приходят рабочие, поднимают картонку-декорацию и уносят ее из кадра. С другой стороны приходят уже другие рабочие и ставят передо мной новую рамку – плакат с изображением офиса, кафе или квартиры. Я просовываю в рамку свою голову, как под плаху, – а лицо не меняется. Только что я был моряком, теперь же я принцесса – а лицо не меняется. Только что был в Париже, теперь же стою на Китайской стене – а лицо не меняется! Спрашиваю себя: «Кто за камерой? Кто меня фотографирует? Бог?» Я просто декорация. Памятник, окруженный живым миром.