Все цвета радуги. Книга первая «Ресторан „Панорама“» - страница 41
– Вперед! – скомандовал он.
Впрочем, команда эта не означала, что прямо сразу все бросились в атаку. Любая операция в Запретном Лесу была хорошо отработана. А появись что-то новое – и это обсудят, и обязательно включат в практику. На будущее. Потому и было среди графских охотников так мало жертв. Ну, а стражники? Они просто уплотнились, сгрудились вокруг трех высокородных в ожидании вестей от разведки охотников. Лишь одно внесло некоторое разнообразие в предельно отточенный порядок действий. Граф железной рукой остановил под уздцы лошадь дочери, которая рванулась было вслед за охотниками. Ничего ей не сказал, лишь посмотрел сурово. Хотя в душе и улыбнулся почти ласково.
– Моя кровь! И огонь…
Не сказать, что граф Вилим дум Гарский специально воспитывал дочку, как если бы желал заменить ею так и не родившегося сына. Настоящего, Красного. Другие-то были. А она скорее сама возомнила, что сможет заменить отца во всем.
– Хотя в главном это точно не получится, – тяжело вздохнул дум Гарский, машинально огладив морду лошади – таких нежностей в отношении дочери он себе давно не позволял; точнее, не позволяла она, – графскую корону ей не передашь. И подходящей партии нет. Разве что в роду Этринских есть один мальчишка… А может в этом дело?
Граф даже ахнул, с бешеной скоростью прокручивая новые варианты развития ситуации. Смерть искусника могла стать преждевременной. Хотя ситуация, с учетом варгов, могла идеально подойти для решения этой цели. В конце концов, насильно Ищущего в Лес никто не тащил. Тому есть десятки свидетелей. А для варга откусить человеку голову – да он даже не заметит. Если только в зубах застрянет.
Вилим чуть не расхохотался. А и расхохотался бы, если бы прямо рядом с его сапогом, слева, не выросла фигура Эрминда, старшины охотников. Его лицо выражало так несвойственные ему изумление и даже растерянность. Хотя опытного охотника, для которого граф не жалел собственных денег на сеансы у Зеленых, в Лесу ничем нельзя было удивить. Для таких целей, в том числе, и нужны были в кубышке неучтенные золотые.
– Говори, – разрешил граф.
– Там какой-то дом, твоя милость, – обозначил головой поклон Эрминд, – и люди.
– Охотятся? – сразу взъярился граф, решив, что с домом можно разобраться и позже – тот не убежит.
– Нет, твоя милость. Это на них охотятся. Варги. Ну, как охотятся – жрут их одного за другим.
– Я хотел бы увидеть этих людей, – проскрипел сзади искусник.
Майлена, прижимавшаяся своей ногой к ноге отца из-за узости тропы, дернулась, словно хотела сказать: «Я тоже хочу их увидеть».
– Да я и сам, – проворчал, хотя и мысленно, граф.
Вслух же он послал вперед опять охотников, но теперь с приказом вмешаться в чужую охоту. Чужую – это варгов. А сам чуть сжал коленями бока коня. И опытный, проверенный именно в Лесу конь тронулся вперед медленно, в любое мгновение готовый и рвануть вперед, и отступить назад, а если понадобится, скакнуть в сторону. На удивление умный конь мог продемонстрировать и такой трюк. Но сейчас только влево, потому что справа к отцу все так же прижималась Майлена.
Когда трое высокородных остановились на краю обширной поляны, которой на этом повороте тропы никогда не было, все уже было кончено. Причем, кончено так, что сердце графа заполнилось яростью. От того, что кто-то уже поохотился до него. Кто-то, ничего не смысливший в правилах охоты именно на эту дичь. Судите сами – зачем было бить по звероящерам артефактным оружием такой силы, что зверей просто разорвало на куски? Кусков было много, но опытный глаз определил, что безвозвратно потеряны железы, да и шкуры сразу трех варгов. А еще один – матка – лежал посреди поляны, чуть отступив от каких-то строений ослепительно белого света. Лежал без головы, перед которой, собственно, и остановил своего коня граф. Он мог бы дотянуться до огромных клыков, не нагибаясь; но размерами варга его было не удивить. А вот появлением здесь, посреди Запретного Леса здания совершенно непонятной формы, и людей, прижимающихся к его стенам; людей в такой непривычной, совершенно не подходящих для этих мест одеждах, он озадачился. И озаботился. Как говорилось – он очень не любил все непонятное.