– Ну, что – пойдем, развлечемся?
Это «развлечемся», сказанное совершенно обыденным тоном, тоже могло напугать до дрожания в коленях. Но развеял тягостное ожидание чего-то ужасного такой же спокойный голос Салама уль Раззака.
– Спасибо, твоя милость. Твой повар просто творит чудеса. Давно я столько не ел… и не смеялся. Твои шутки, твоя милость, были даже острее и вкуснее этого ужина. Если и твое развлечение будет не хуже…
Он улыбнулся – заговорщицки, точно так же, как до трапезы. И первым направился к лестнице, ведущей на палубу. Но раньше него там оказался Кан, получивший приказ хозяина. Языку жестов младший герцог и две его Тени обучились давно.
– Теперь придется учить нового, – с неудовольствием подумал ир Этринский, поднимаясь по лестнице последним.
И это чувство – неудовольствие, в том числе и тем, что Кардом позволил убить себя, не исполнив задачи, поставленной хозяином, было, пожалуй, главным, что сопроводило пустоту в груди. А на палубе, перед выстроившимися опять полукругом искусниками, стоял раб в ошейнике. Кан рядом был готов отреагировать на любое его не санкционированное движение. Впрочем, судя по испуганному, даже обреченному лицу раба, было понятно – ни о каком сопротивлении он не помышляет. Его, конечно же, накормили; блюдами от того же повара, пусть не так разнообразно. Даже вина, по приказу хозяина корабля, дали. Но это никак не успокоило пленника. А Главе Тихой стражи он нужен был спокойным. Точнее, не сам он, а его мысли, которые должны были стечь в кристалл упорядоченным потоком, а не бурной горной рекой, сворачивающей на своем пути «камни», а вместе с ними и целые глыбы информации. Два лица, обладавшие всей полнотой знаний о предстоящем ритуале, переглянулись. Уль Раззак даже сделал было шаг вперед, чтобы помочь, успокоить пленника, «причесать» его мысли. Но тут же отступил, в недоумении, переросшем в откровенный ужас. Потому что навстречу ему выступил еще один человек, который знал о ритуале обмена разумами, пожалуй, больше, чем первые двое.
– Муджах…, – прошептал он в растерянности, – ты же умер!
Глава Тихой стражи едва не расхохотался в голос. Сюрприз, который не должен был случиться в этом рейде, все же случился. Встретились два Фиолетовых искусника, учившиеся в одной Школе так невообразимо давно, что, наверное, уже забыли и имена друг друга – еще те, детские – и лица, сейчас, конечно, изменившиеся до неузнаваемости.
– Гляди-ка, узнал, – чуть удивился он, – а ведь сколько лет прошло.
Именно он, ир Этринский, тогда старший стражник, организовывал «ужасное самоубийство» юного искусника-разумника; и именно он уже многие годы пользовался плодами его таланта. А то, что этот самый Муджах был гораздо талантливее и сильнее, как искусник, чем даже уль Раззак, у него не вызывало сомнения. Судя по результатам его труда. Но – не судьба… Точнее, как раз судьба, в лице младшего герцога ир Этринского.
Оба искусника отступили, вернув лицам равнодушную деловитость. Понимали, что никто не даст им посидеть, предаться воспоминаниям. Да и воспоминаний тех было… ничего приятного, одним словом. Салам уль Раззак вернулся в строй коллег, а личный разумник младшего герцога приступил к таинству. Как могли судить опытные искусники, не сводившие глаз с его действий, работал он с видимой ленцой, даже равнодушием. А значит, не в первый раз прикладывал вот так кристалл к голове подопытного, и бормотал что-то себе под нос. И водил над собственной ладонью, которой прижимал амулет к макушке застывшего на месте пленника, второй рукой, от которой – увидели бы Постигающие, будь у них с собой нужные артефакты – исходили волны фиолетового сияния.
