– Но как можно отказывать гостю в ночлеге? – спросила самая младшая из внучек. – Законы гостеприимства важнее указа сюзерена.
– Прекрасные дамы и верные подданные, – Йерве неохотно вылез из повозки, чем вызвал очередной всплеск плохо сдерживаемых эмоций, – ваше волнение более чем объяснимо, но могу засвидетельствовать, что мой крестный отец, дюк Кейзегал, подарил прощение своему вассалу, соратнику и другу Фриденсрайху фон Таузенвассеру. Клянусь честью, мы прибыли сюда с соизволения дюка. Это говорю вам я, Йерве из Асседо.
– Йерве, милый! – кто-то бросился ему на шею, и юноше оставалось лишь предполагать, что это подруга Гильдегарда, часто гостившая со своей матерью в Нойе-Асседо.
– Что за вольности, Нибелунга! – одернула ее мать. – Не трожь кавалера и жди, пока он сам поцелует тебе руку.
– Если бы у нас бывали кавалеры, я бы знала, как себя с ними вести! – взбунтовалась Нибелунга, пока Йерве пытался отыскать среди расклеивающихся пятен ее руку.
– Ах ты, бесстыжая негодница! Никто из твоих сестер не бывает в свете так часто, как ты. Уж кому-кому, а тебе бы следовало давно научиться хорошим манерам.
– Некому учить меня хорошим манерам, маман, ведь вы изгнали в прошлом году мсье Жака!
– Молчать! – вдруг каркнула престарелая баронесса. – Йерве из Асседо, правду ли ты говоришь?
Все замерли. Некоторые даже как вкопанные.
– Истинную правду, сударыня. Дюк в самом скором времени должен присоединиться к нам. Вероятно, он очень огорчится, узнав, что вы отказались принять маркграфа со всеми достойными его почестями.
– Мои владения отныне и навсегда открыты для Фриденсрайха фон Таузендвассера, – сказала баронесса, плюнула три раза на ладонь и приложила ее к золотому крестику на груди. – Долгожданное перемирие наконец настало, и нет в Асседо и окрестностях, включая остров Грюневальд, что на Черном море, дамы, женщины или бабы, которую такое событие осчастливило бы больше моего. Следуйте за мной, ваша светлость.
– Я был бы рад, – донеслось из повозки, – но, боюсь, что в итоге столь длительного путешествия не способен так поступить.
– Вы не оправились после…? – старуха осеклась.
Любопытные взгляды, забыв о приличиях, впились в открытую дверь.
– Неужели вы, дорогая баронесса, полагаете, что полет в ров с левого флигеля Таузендвассера может пройти бесследно даже для меня? – ничуть не смущаясь заявил Фриденсрайх. – Нет, я, увы, уже не тот, кем был в те счастливые времена, когда мы с вами резались в Тарок на двадцать коров и имение в придачу.
– Матушка! – ахнула старшая вдовствующая дочь. – Неужели это правда?! Против чего вы поставили наше родовое имение?
– Он лжет! – поспешно воскликнула баронесса.
– Против ночи со мной, – улыбнулся Фриденсрайх фон Таузендвассер.
Все ахнули и густо покраснели. Йерве мысленно схватился за голову.
– Я знаю, кто выиграл партию, – сделала вывод бунтующая Нибелунга.
Все повернули лица к дому и многозначительно притихли.
– Слава богу, мы сыграли вничью, – поспешил успокоить наследниц баронессы Фриденсрайх и кликнул лакеев.
Те выкатили из повозки кресло о четырех колесах, которое вызвало очередное смятение среди присутствующих. На лице баронессы нарисовалось плохо скрываемое злорадство. Слуги собрались было помогать хозяину выбраться наружу, но баронесса остановила их властным жестом.
– Мы сами занесем в дом вашу светлость, – мстительно улыбнулась она. – Почести, так почести. Берите его!
