Все мы родом из детства - страница 4

Тот ответил, что, по его опыту, много думающие люди – те, кто оперирует цифрами или большими массивами информации, а также «всякие интеллигенты типа профессоров или режиссеров» – болеют коронавирусом гораздо тяжелее, чем представители профессий, предполагающих физический труд. Кроме того, люди умственного труда гораздо внимательнее наблюдают за своими симптомами и любят их анализировать.

– Один профессор математики, – продолжал разговорчивый доктор, – повесил на стенку большой лист миллиметровки и строил графики, ежедневно по нескольку раз измеряя свою температуру, давление, сатурацию и сердечный ритм.

Я поколебалась, но все же достала из верхнего ящика тумбочки тетрадочку, в которой в форме таблички ежедневно на протяжении всей своей болезни отмечала примерно те же самые параметры.

– Вот-вот, – оживленно закивал доктор, – а вот люди простых специальностей такой фигней не страдают и не заболевают тяжело, потому что они изначально относятся к этой болезни не серьезнее, чем к обычному гриппу.

Урок

Столкнувшись с шоком физиологического характера, даже если это неизвестная и потенциально опасная болезнь, я не должна была позволить захватить меня шоку ментальному, а для этого – более осознанно продумать способы расслабления и переключения и ежедневно методично им следовать. Категорически нельзя было подолгу держать свою психику в напряженном состоянии, когда стресс от болезни сменялся стрессом от работы, а периоды расслабления наступали, пожалуй, только в моменты слабости и забытья. Во время болезни нужно было буквально баловать свой организм заботой и отдыхом. Даже если бы это не приблизило физическое выздоровление, степень моего эмоционального истощения точно была бы меньше.

Но на момент своей болезни я не смогла осознанно сформулировать и реализовать правильный план действий, а фаза первоначального шока сменилась фазой решительного отрицания…

Собственно о шоке я говорю сейчас. А в момент своей болезни я не признавалась ни себе, ни тем более окружающим в том, что я несчастна и напугана. Напротив, в любую минуту активности, когда болезнь отступала, мне казалось, что я готова бороться за себя, хотя бороться мне в действительности приходилось ни много ни мало с самой собой. Только я о том долго не догадывалась. Если бы тогда кто-то спросил меня, боюсь ли я своей болезни, я бы немедленно ответила: нет, абсолютно, я справлюсь, я привыкла справляться с любыми трудностями!

Не успев еще получить отрицательный результат ПЦР-теста, я возобновила свои занятия утренней гимнастикой, которую делала на протяжении двух десятилетий и которая, к слову сказать, на тот момент была довольно агрессивной по отношению к телу, изобилуя резкими махами, вращениями, а также такими сомнительными элементами, как трехминутная статическая планка или мостик. Я старалась соблюсти выработанную за многие годы дисциплину и ни на день не отступать от своей гимнастики, даром что в период болезни вместо привычных сорока минут мой обычный комплекс упражнений мог занимать у меня до двух часов, ибо я останавливалась в изнеможении после каждого подхода.

Один раз брат позвонил мне в тот момент, когда я делала свои утренние упражнения, и, услышав, как я тяжело дышу, сказал: «Оль, по-моему, у тебя одышка, ты что-то очень тяжело дышишь». Дышала я и вправду тяжело, но в ответ на замечание брата уверенно заявила, что это не одышка, а я, мол, просто лежала на гимнастическом коврике и задирала ноги 50 раз, что и вызвало тяжелое дыхание. Это была, конечно же, полуправда.