Все начинается с любви… - страница 9



и темно:
«Дела…
     Прости…
           Жму руку…»
А я молчу, взбешен.
Потом швыряю трубку
и говорю:
«Пижон!!»
Но будоражит в полночь
звонок из темноты…
А я обиду помню.
Я спрашиваю:
«Ты?»
И отвечаю вяло.
Уныло.
Свысока.
И тут же оловянно
бубню ему:
«Пока…»
Так мы живем и можем,
ругаемся зазря.
И лоб в раздумьях морщим,
тоскуя и остря.
Пусть это все мальчишеством
иные назовут.
Листы бумаги
чистыми
четвертый день живут, —
боюсь я слов истертых,
как в булочной ножи…
Я знаю:
он прочтет их
и не простит мне
лжи!

Костер

Умирал костер, как человек…
То устало затихал,
то вдруг
вздрагивал,
       вытягивая вверх
кисти желтых и прозрачных рук.
Вздрагивал,
        по струйке дыма
                   лез,
будто унести хотел с собой
этот душный,
         неподвижный лес,
от осин желтеющих
             рябой,
птиц
   неразличимые слова,
пухлого тумана
          длинный хвост,
и траву,
     и россыпь синих звезд,
тучами прикрытую едва.

Памяти Хемингуэя

Уходят,
    уходят могикане.
Дверей не тронув.
Половицами не скрипнув,
Без проклятий уходят.
Без криков.
Леденея.
Навсегда затихая…
Их проклинали
          лживо,
хвалили
лживо.
Их возносили.
От них отвыкали…
Могикане
удивлялись и жили.
Усмехались и жили
             могикане.
Они говорили странно,
поступали странно.
Нелепо.
     Неумно.
          Неясно…
И ушли,
не испытав
       страха.
Так и не научившись
бояться.
Ушли.
Оставили
      ветер весенний.
Деревья,
посаженные своими руками.
Ушли.
Оставили
      огромную землю,
которой очень нужны
могикане.

Оттуда

На том
    материке
твоя звезда горит.
На том
    материке
ты тоже —
материк!..
Постукивает дождь
по синеве окна.
А ты глядишь на дочь.
А ты сидишь одна.
Прохладно, как в лесу
в предутренней тиши…
Тебя я знаю всю.
(Не слушайте,
ханжи!)
Ты,
  как знакомый дом,
не требуешь
похвал.
Открыта,
      как ладонь.
Понятна,
      как букварь…
Но так уж суждено:
и раз,
   и два подряд
взглянула ты,
и взгляд —
как белое
      пятно!..
Ты
  тоже
     материк!
Разбуженная глубь…
Я вечный твой
         должник.
Я вечный твой
Колумб.
Мне
   вновь ночей не спать,
ворчать на холода.
Мне снова
       отплывать
неведомо куда.
Надеяться, и ждать,
и волноваться зря.
И, вглядываясь
          в даль,
вовсю вопить:
«Земля!!»
Намеренно грубя,
от счастья
      разомлеть.
И вновь открыть
тебя!
Открыть —
       как умереть.
Блуждать
      без сна и компаса
в краях
твоей земли…
И никогда
      не кончатся
открытия мои.

История

История!
Пусть я —
      наивный мальчик.
Я верил слишком долго,
слишком искренне,
что ты —
      точнее всяких математик,
бесспорней
самой тривиальной истины…
Но что поделать —
            мальчики стареют.
Твои ветра
по лицам их секут…
Секунды предъявляют счет столетьям!
Я говорю от имени
секунд.
История —
       прекрасная, как зарево!
История —
       проклятая, как нищенство!
Людей преображающая заново
и отступающая
перед низостью.
История —
       прямая и нелепая!
Как часто называлась ты —
                  припомни —
плохой,
когда была
       великолепною!
Хорошей —
хоть была
      постыдно подлой!
Как ты зависела
           от вкусов мелочных.
От суеты.
От тупости души.
Как ты боялась властелинов,
мерящих
тебя на свой
        придуманный аршин!
Тобой клянясь,
народы одурманивали.
Тобою прикрываясь,
земли
   грабили!
Тебя подпудривали.
             И подрумянивали.
И перекрашивали!
И перекраивали!
Ты наполнялась криками истошными
и в великаны
возводила хилых…
История,
гулящая история!
Послушай,
ты ж не просто
          пыль архивов.
История!..
Сожми сухие пальцы.
Живое сердце людям отвори.