– В деревянном домике
– Проживают гномики.
– Уж такие добряки —
– Раздают всем огоньки.
Автор неизвестен.
В те же четыре года, как—то, рассыпал дома по полу
спички из коробка. Папа велел мне собрать их. Но у меня,
как говорили в Одессе, «вожжа под хвост попала». Ни за что
не хотел собирать спички. И чем больше папа «выходил из
себя» – тем больше я упрямился. Кончилось это тем, что во
второй раз в моей жизни получил от папы по попе, и он ушёл.
Я ужасно ревел. А все потому, что нельзя разрешать детям
играть со спичками. Зашла соседка Ирина и забрала меня
к себе. Она успокоила меня, накормила вкусным грибным
супом. А покушать я, на зависть мамам знакомых детей,
любил.
В 1932 г., в стране, а особенно
в Украине, был неурожай
зерновых. По приказу Сталина
на Украине у крестьян изъяли
все продукты и заблокировали
села.
До апреля 1933 года от голода
(т.н. «Голодомор») умерли
миллионы сельских жителей.
Масштабы украинского
«геноцида» до сих пор точно не
определены.
В городах продавали в
небольших количествах хлеб по
коммерческим ценам.
…Мне уже пять лет. Помню очереди за хлебом в 1933
году. Они тянулись на несколько кварталов. Чтобы купить
«кирпич» хлеба, родителям и соседям приходилось круглые
сутки, поочерёдно,«сторожить» очередь. Иногда, маме и папе
вместе удавалось купить два «кирпичика». А для нас, детей,
очередь была местом игр – одних нас дома не оставляли.
Играли, например, «в трамваи». Вагонами служили
кирпичи. Гвоздём мы процарапывали на земле «рельсы» и
тащили по ним «трамваи». На остановках трамвай ожидали
«пассажиры» – куклы, без ног, без рук, а одна даже без
головы…
Кто никогда не был ребенком,
никогда не будет взрослым.
Чарли Чаплин.
В 1934 году приехал из Москвы в отпуск мамин брат,
Давид Мордкович Вязовский. Вместе с ним родители сняли
на месяц дачу около моря, на Французском бульваре.
Мы жили на втором этаже, куда вела деревянная лестница,
переходящая в балкон с деревянной оградой.
Когда шли на море, брали одеяло, на котором лежали на
песке. При этом я говорил:
– «Лежу на пляжу,
– На море гляжу».
Обратно на нем несли меня. Я словно плыл на лодке без
весел.
В доске деревянной ограды балкона было отверстие от
выпавшего сучка.
Оно занимало моё внимание. Я в него смотрел, гудел,
засовывал палец или палку. Это меня не удовлетворяло.
Я, конечно, ничего не знал о системе Станиславского, по
которой, если во время спектакля на сцене висело ружье, оно
должно было выстрелить.
Но каждый раз проходя мимо дырочки от сучка в ограде
балкона, подсознательно, понимал, что она должна сыграть
какую—то свою роль.
Пришёл к очень простому решению, как можно
использовать дырочку от сучка в ограде балкона и выполнил
задуманное. Это не вызвало восторг у соседей, живущих на
первом этаже, а наоборот, послужило причиной большого
скандала, т.к. они как раз в это время обедали на свежем
воздухе, под балконом!
Идея оказалась непродуманной, не понял почему меня
не выпороли за это. Наверное из—за дяди Давида.
О судьбе дяди Давида. В 1940 г. у него с женой
Идой родилась дочь Оксана. Во время войны он был в
военном ансамбле. У него был баритон. Бывая в Москве, в
командировках, всегда к ним заходил. После его смерти не
застал Оксану с Идой. Их дом снесли. Куда они переехали
