Нельзя обойти красноречивой архивной детали в одной из авторских распечаток стихотворения о «духовной жажде»:
Духовной жизни дома не имея,
Я уважал не мать и даже не отца,
А старого бездомного еврея –
Высокой правды тщетного ловца.
В нём на месте «еврея» значится «Орфея». Колебание шло между выбором слова: античного имени – Орфея, и библейским («еврея»). Необходимость считаться с библейским контекстом выявляется прозрачной отсылкой к знаменитым словам Христа: «Оставь отца своего и мать свою и иди за Мной!». Важно и то, что для автора греческий и библейский миры практически равноценны. Кажется, можно назвать и «корень», из которого эта равноценность образовалась.
О нём говорит самохарактеристика поэта: «Я, как бы вам сказать, я доморощенный философ. Сковорода? Себя зову я Кочергой». Имя Сковороды названо, и это важно как указание на тип философствования. Себе Завальнюк дал фамилию «Кочерга». По-украински она должна была бы звучать как Коцюбá. Дело, по-видимому, не в фамилии, а в функции: кочерга – это предмет для ворошения углей, т. е. поддержания огня. Смысл самоименования Кочергой разъясняется в том же стихе:
Я понял вдруг, что песнь не для меня.
Я не пою, я как бы топку целую (в самом себе) шурую,
Я занимаюсь описанием огня.
Чем я топлю? И песнями топлю.
Тем, что во мне болит и тем, что надо мною,
Грядущим светлым сном и миром возросло.
Всем, что терпеть я не могу и всем, что я люблю.
(«Горите вы огнём»)
Всё это «шурование» пронизано токами философии Сковороды. И нам следует прислушаться.
IV
Начнём со стихотворения, которое по мере чтения будет давать разные картинки (как стекляшки в калейдоскопе):
Вот летела курица, летела.
Вот наткнулась грудью на забор…
Далее окажется, что потуги напрасны, а курица – всего лишь еда. Вот тут и происходит первый поворот темы:
… Вот летела жизнь моя, летела.
Вот наткнулась грудью на запрет…
За ним другой:
Все надежды разбиваются об тело,
Все мечтанья – пошлость или бред.
Все мы в большей или меньшей яме.
Всем равно ни жизни, ни пути.
И наконец третий:
Где ты, Гений?
Божий свет не явлен.
Ждём тебя.
Так смилуйся, взлети!
(«Знак гения»)
Стихотворение основано на широко известной поговорке с зачином «курица – не птица», дающим широкие возможности отрицать одно через другое: «петух – не мужик», «прапорщик – не офицер», «баба – не человек» (Даль) и т. п. Но главенствующий тезис утверждает как раз равенство курицы и человека. Оба смертны. Мысль тривиальная, но финал меняет дело – вводит ожидаемое отрицание: «автор – не гений». Прыжок к «гению» ничем не подготовлен. Отсюда подозрение о скрытой «отправной точке», предшественнике, которому нелетучесть курицы послужила рабочим образом для связи в один узел проблем бога и таланта. Сама проблема волновала, например, Пушкина в «Моцарте и Сальери», но… без курицы. А вот у Сковороды мы найдём полный набор компонент и логику, их связующую. Среди «Басен харьковских» есть и нужная, называемая «Две курицы». Вот начало: «Случилось Дикой курице залететь к Домашней: – Как ты, сестрица, в лесах живёшь? – спросила Домашняя. – Точь-в-точь, как и прочие птицы лесные, – отвечала Дикая. – Тот же Бог и меня питает, который кормит диких голубей стаю…». Курица и Бог названы, дело за «гением». Он впрямую не упомянут, но направление к нему задается моралью: «Многие, что сами не в силах совершить, в том другим не верят. <…> Какая польза знать, каким образом делается дело, если ты к тому не привычен? <…> Вéдение без дела есть мученье, и дело – без природы, без таланта». Здесь «талант» имеет значение «гения», ибо именно его находит в себе человек, «нашедший себя» (своё призвание). По логике Сковороды, «найти себя» означает найти в себе «внутреннего человека», другое имя которого – Бог. В этом ракурсе получает совершенно новое звучание классическая тема «Поэта» – его назначение в мире, в котором Бога нет. Но об этом позже.
