– И то правда. Ты стоишь или нет? Подвинь стул и сядь. Я с тобой на «ты» – неудобно как-то.
– Ничего неудобного, сэр.
– Садись, садись.
Ахлак услышал звук передвигаемого стула. Кто-то сел. Было темно, и он ничего не видел.
– А что за вещица в программе бхутошколы?
– Одна статейка.
– Как она называется?
– Это статья о людях, называется «Се человек!»
– Должно быть, интересная статья.
– Исследовательская статья, сэр. Для бхутят она трудновата.
– Ты пишешь только статьи или еще и рассказы с романами?
– Рассказы. Недавно вышла моя книжка под названием «Рассказы про человека».
– Ты бхут, а пишешь, как погляжу, все о людях.
– Как люди пишут о бхутах, так и я пишу о людях.
– Я бы послушал рассказик-другой.
– В таком случае, сэр, я принесу книжку?
– Принеси.
Бхут отправился за книгой, а господин Ахлак, дожидаясь его, заснул. В ту ночь ему так и не удалось послушать рассказ.
II
В колледже все знали Ахлака как серьезного человека. Почему-то все, кто преподает математику, вообще серьезны по природе – Ахлак выделялся даже среди них. Когда у него один урок, он проводит его и сразу уходит домой. Когда два или три занятия, тогда в перерывах между ними он сидит в преподавательской и читает газету. В разговорах преподавателей он никогда не принимает участия – не любит.
Но сегодня он сделал исключение. Как обычно, Ахлак сидел в преподавательской и читал газету, а рядом с ним сидел преподаватель бенгальского языка Шамсуддин Ахмед. Он беседовал с сидящим прямо напротив него Дабируддином, преподавателем логики. Эти двое были хорошими друзьями, вот только каждый божий день из-за любой чепухи между ними разгорались яростные споры. Бывало, что споры эти доходили до рукопашной. Директор даже запретил им садиться рядом. Тогда они стали усаживаться друг против друга и заводили непринужденный разговор, который плавно перетекал в спор, который вполне мог закончиться дракой.
Сегодня они заспорили о том, как давать имена. Шамсуддин имел привычку, что бы ни обсуждалось, переходить к Рабиндранату Тагору. У Дабируддина дней десять назад родилась дочка, но имя ей еще не выбрали. И поэтому Шамсуддин посоветовал:
– Назови ее Минакши. Рабиндранату Тагору это имя очень нравилось.
– А что означает имя Минакши? – спросил Дабируддин.
– «Мин» значит «рыба», а «акши» – это «глаз», получается Минакши – «рыбоокая»…
– У моей дочки глаза не как у рыбы. У нее вполне человеческие глаза. Зачем же называть ее Минакши? Ее тогда логично назвать Манушакши – «человекоокая»…
– Но имя Минакши очень нравилось Рабиндранату Тагору. И дочь самого Будходева Босу он назвал Минакши.
– А может, он потому ее так назвал, что глаза у нее были, как у рыбы, как у карпа.
Лицо Шамсуддина побагровело:
– Что ты имеешь в виду: глаза, как у карпа?!
– Ну если глаза не как у карпа, то тогда как у какой-нибудь другой рыбы, например, как глаза форели или лосося. Не такой человек Рабиндранат Тагор, чтобы давать имя в честь какой-нибудь рыбы просто так. Нет, не такой он человек, чтобы взять и вот так вот запросто придумать неподходящее имя.
Спор уже почти разгорелся, как вдруг, ко всеобщему удивлению, заговорил Ахлак:
– В самой сути процедуры наречения имени что-то не так. Процедура в корне ошибочна.
Пораженный Шамсуддин произнес:
– Что значит – ошибочна?
– Нужно, чтобы по имени человека мы хотя бы приблизительно могли судить о его характере.
– И каким же образом?
