Марта нашла его руки, поцеловала, благодарно прижалась щекой, поклонилась и вся заплаканная выскочила прочь. Слова ей не дались.
Уже дома, когда каждый рвал из рук друг друга этот дорогущий снимок, пришло понимание, что Ромка запечатлен не один. Куда смотрели глаза раньше? Почему видели только его?.. Рядом – девушка. Лицо незнакомое, но такое открытое, милое… Конечно, другой подруги и быть не могло у их парня. Вот, скрывал ото всех, прятал за семью печатями.
«Нет тебя, Ромка, а тайна твоя открылась…»
От того сделалось еще горше…
Отец двое суток не вставал с лавки. Так больше и не встал. Отошел тихо, во сне.
Мать не плакала, будто не верила в случившееся. Отрешенно сидела в углу, уставившись в одну точку, а на все обращения к ней мило и безучастно кивала. Не было её, хоть и живой, среди людей. Сестры боялись – не потеряла бы мать головы…
Но оказалось, что боль потери вышибает страх за настоящее. За тех, кто остался рядом.
…Той же ночью, как сестра принесла весть, они, с наскоро собранным чемоданом и узелками, сели в первый же проходящий поезд. Сошли в Армавире. Мать, теперь деятельная и излишне возбужденная, всё искала по чужому городу свою приятельницу. То один дом казался ей знакомым, то второй… Нет, пустое, не нашла. Лишь сбили в кровь ноги.
А дальше… К кому ни стучали, ни просились на ночлег – не пустил никто. Вернулись на вокзал и решили ехать до Грозного к старшей дочери. Родная кровь, приютит.
Там и, правда, встретили хорошо, зарубили курицу в честь гостей, накормили досыта, спать уложили на мягкие перины… А под утро за ними пришли.
Это муж жены, то ли испугавшись за себя, свою семью, – сбегал, да уведомил…
Дочка прятала глаза, плакала в платочек, а он ничего, стоял прямо, смотрел, не мигая, распираемый правотой и чувством выполненного долга.
Вновь вокзал. Но теперь, как преступники – под конвоем. Перепуганных женщин подсадили в пульман и повезли. Куда? Да разве можно спросить… По пути вагон пополнялся людьми. Каждая новая группка выбирала себе свободный островок. Какое-то время они затравленно осматривались вокруг. Но к концу пути перезнакомились и помогали друг другу сносить этот страшный путь в неизвестность. Семьи, как потом выяснилось, привезли в Казахстанскую область, под Акмолу, и разместили по действующим колхозам.
Оказалось, что всё не так страшно. И тут люди живут, а значит, и они смогут.
Только прижились, подружились с местными, как…
Тот злополучный день не заладился с самого утра, будто изо всех сил пытался предупредить о чём-то грядущем. Спозаранку председателя колхоза звонком тревожно задребезжавшего телефона незапланировано вызвали в город. Даже не вышло дослушать сводку Информбюро. Взволнованный, он спешно вскочил на коня, махнул столпившимся у радиоточки односельчанам и поскакал в степь. Пыльное облако скрыло его силуэт. А когда пыль немного рассеялась, вдали едва угадывалось тёмное пятнышко.
Все понимали, что отсутствовать председатель будет долго, и с чем вернется – тоже вопрос. В разных думах люди расходились от правления. Да и по радио ничего нового, утешительного не сказали…
В стойле тоже было неспокойно. Бычки, будто переняв общее настроение, взялись бодаться, прикусывать друг дружку за бока, брыкаться, биться копытами. А мычали так, что хоть волка зови. Женщинам никак не получалось их унять. Не слушали даже Марту. На помощь явился пастух, хромой долговязый верзила. Одна нога у него была неживая, придавленная когда-то бревном, и потому призыва он миновал, остался при бабах. Пастух пару раз рассёк воздух хлыстом, просвистел длинно, заливисто, чуть ли не художественно, и сразу стало тихо. Бычки, почуяв старшего, смиренно направились к выходу, вроде это не они с минуту назад бесновались.
