Странно, но несчастная орхидея ассоциируется у меня с тем состоянием, в котором находится мама. Она ведь тоже вот так погибает. А я совсем-совсем ничего не могу с этим поделать…
Какое-то время мы с братом молчим. В доме так тихо, что здесь, на кухне, слышно тиканье часов, которые висят на стене в гостиной. Я, честно, держусь до последнего, но, когда наши глаза находят друг друга, всё же не выдерживаю и шмыгаю носом.
– Мне страшно, Кид, – чувствую, как по щекам скатываются горячие слёзы.
Что ж я такая плакса, Господи…
– Роуз…
Он отставляет свой кофе в сторону, встаёт, подходит ко мне и присаживается на корточки.
– Не плачь, сестрёныш. Пожалуйста, не надо! – крепко обнимает меня за талию и поглаживает по спине.
– Почему, почему она заболела, Кид? Это я виновата, да?
– Что ты такое говоришь? – обеспокоенно заглядывает мне в лицо. – Причём здесь ты? Никто не виноват, малыш. Просто… так случилось.
– Весь год мы ругались с ней, возможно это стало причиной болезни?
– Роуз, перестань, ты не виновата.
Судорожно хватаю ртом воздух и стараюсь взять себя в руки, чтобы окончательно не упасть духом.
– Как так произошло, что всё это время нас не было рядом? Ты хоть представляешь, какое одиночество разъедало её изнутри? Как страшно ей было? Как тяжело…
– Кто же знал, что всё так серьёзно, – горестно вздыхает брат.
– Зачем мама обманывала нас, утверждая, что идёт на поправку? Почему мы так слепо верили ей и так редко навещали? – срываясь в истерику, вопрошаю я в пустоту.
– Пойми, Роуз, она хотела, как лучше.
– Кому лучше, Кид? Ты знаешь о том, что миссис Гаррет, решила, что наша мать одинока? Это о многом говорит, правда? В первую очередь о том, что мы – отвратительные дети.
Кидман нервно проводит рукой по волосам, а затем кладёт свою ладонь поверх моей.
– Всё неправильно! Она обнаружила опухоль в груди и всё равно отправила меня во Флориду! Из принципа!
– Роуз… Тебе нужно было возвращаться в сборную, ты ведь и сама прекрасно это понимаешь.
– И ты молчал! Молчал так долго! – не слушаю его я и взрываюсь, вспоминая тот наш разговор, состоявшийся в прошлом году лишь поздней осенью.
– Не надо. Пожалуйста.
– Почему, почему ты молчал? – кричу, захлёбываясь слезами.
– Потому что она так хотела! Понимаешь? – стискивая мою ладонь сильнее, повышает голос. Хотя для Кида это вообще нонсенс.
Он, уравновешенный, спокойный и тактичный, практически никогда не позволяет себе подобного.
– Нет, мне этого не понять! Каждый из нас делал так, как нужно было ей. И посмотри, чем в итоге кончилось! Она осталась здесь одна…
Кидман молчит. Лбом упирается в мои колени и по-прежнему крепко стискивает меня в своих руках.
– Я должна была приехать раньше, но не сделала этого.
– Мама была против.
– Неважно… – качаю головой, и кухня перед глазами снова расплывается. – Не нужно было слушать её. Никакие медали не стоят упущенного времени… Времени, которого не вернуть, Кид.
Сердце ноет и саднит, стоит мне только представить, как мама в одиночку боролась с развивающейся болезнью. Меня не было рядом, когда ей сделали операцию, потому что я находилась на чемпионате штата. Не было и тогда, когда начался курс химиотерапии. Ведь она уверила нас в том, что в состоянии справиться самостоятельно. И наконец последнее… большой вопрос, приехала бы я сюда, если бы не получила сообщение от Картера?
Что, если нет?
Что, если бы я не успела…
