Всегда по четвергам (сборник) - страница 16

«Стою у окна задумчивый»

Однажды население Четыреста Сорок Восьмой увлеклось вдруг восточной поэзией.

Сначала все, как запрограммированные, писали трехстишия по образцу японских хокку. Десятками приносили на занятия и обчитывали ими друг друга так, что даже солидная наша газета не выдержала и напечатала целый столбец этих незамысловатых трехстиший. Вот, если угодно, некоторые:

Льдины на Неве похожи

На облака, которые

Ветер сдунул с неба.

Катя Крусанова

Скоро проснется рассвет.

Так тихо, что даже роса

На листьях не дышит.

Катя Прохорова

Бежит собака.

У нее оттопырено ухо.

Ухо – пещера для комара.

Вероника Симонова

А потом они стали зачитываться китайскими поэтами Ли Бо, Ду Фу, Бо Цзюй-и. Им невероятно нравилась естественность древних китайцев, печальная живописность этих стихов и особенно их названия, длинные, повествовательные и почти всегда от первого лица, например такие: «Стихи в пятьсот слов о том, что было у меня на душе, когда я направлялся из столицы в Сынсянь», или «Стихи о том, как осенний ветер разломал камышовую крышу моей хижины», или вот это – «Радуясь приезду моего друга, уговариваю его остаться ночевать»…

Оставалось попробовать самим написать что-нибудь в этом роде. Случай не заставил себя ждать. И вот, слегка окосев от наплыва древнекитайских чувств, они сочиняют стихи с таким же длинным и обстоятельным названием:

Наконец-то заболевший, избавленный от необходимости делать уроки, один в огромной квартире стою у окна, смотрю на весеннюю улицу и думаю о школе

1. И вот я один в квартире

Пустой и огромной, как пропасть,

Стою у окна большого,

На небо смотрю, на лужи,

На мокрую крышу трамвая,

На мокрую спину собаки.

Уроки делать не надо,

И я свободен, как ветер:

Могу почитать Майн Рида,

Могу врубить телевизор,

Могу раздвоиться, чтобы

Себя обыграть в «Мыслитель».

Но я стою и скучаю,

Свободный, стою и скучаю,

И мысли мои несутся

Туда, где сейчас перемена,

Где мальчишки пугают девчонок,

А те визжат и дерутся…

А я здесь больной, одинокий

Свои доживаю годы.

Катя Крусанова, 12 лет

2. В огромной квартире, где тихо и пусто,

Оставлен один я, больной и свободный.

Не надо сидеть над учебником нудным,

Не надо писать без конца и начала.

Лежать неохота, и вот у окна я

Стою и смотрю на сырые сугробы,

На мокрый асфальт, на весеннее солнце,

И мне почему-то становится грустно.

А в школе, наверное, тихо, как в морге,

А в классе, должно быть, задачку решают,

И мел по доске, словно птица, порхает

И вдруг осыпается, сильно прижатый.

Звонок прозвенит, все очнутся и станут

Гоняться, меняться, смеяться и спорить…

А я здесь, как рыба в огромном сосуде,

Молчу и почти погибаю от скуки.

Вова Торчинский, 10 лет

3. Наконец заболел! Заболел наконец!

Но, увы, таковы человека стремленья:

Заболеть ты старался, из кожи вон лез,

Пил холодную воду из ржавого крана,

В чайник градусник дряхлый макал, изощрялся, старался –

Заболел наконец. И кричать бы: «Ура! Заболел!»

Но грызет тебе сердце унылая серая скука…

Славка Рыбин, наверно, Наташке опять

Пару кнопок на стул положил (так, змее, ей и надо),

Без меня дальше всех будет Димка Бурнакин плевать,

Ботаничку, должно быть, опять разозлят забастовкой,

А Круншпицин мне марки уж месяц не может вернуть.

Там, внизу, там весна, все сияет, играет, поет…

Я в огромной квартире один идиотом сижу,

Да вдобавок еще почему-то мне хочется в школу.

Сева Зельченко, 10 лет

4. Стою у окна задумчивый,

Гляжу на узкую улицу.

Назад Вперед

Всегда по четвергам (сборник) - страница 16

Похожие книги