Фотографий с родителями не было, только я и бабушка. Уже ниже фотки состарились. Меня не было и в планах. Были бабушка и моя мама. Подобные моим, в том же парке, который выглядел порядком лучше, чем заброшенный в моём детстве. Фотографии молодились. Я вглядывался и не мог поверить: бабушка с дедушкой по материнской линии на своей «копейке», этот дом.
И вдруг она. Портрет. Портрет той самой, чьи волосы казались белее снега, а пухлые щёки так и не ушли. Это была она – София. Мурашки прошли по всему телу, кровь прекратила течение, замёрзла. Мой рот перекосило, я не понимал, почему она здесь. Сзади в окно кто-то постучался. Я обернулся в испуге, но очевидно было, что за окном никого не может быть – жил я выше, чем кто-либо мог залезть. Я откинул фотографию, больше не позволив посмотреть на неё. Зажмурившись, убрал коробку подальше с этой злосчастной фотографией, убирая пакеты ближе к выходу. Застыв на месте, я смотрел на дверь, думая выбежать в чём был.
***
Мне пришлось сидеть на вырубленном заборчике, потому что скамейки разоружали от их предназначения, вытаскивая доски. Жителям дома, а особенно первым этажам, не особо нравилось слушать гогот алкашей, а потом их драки каждую ночь с пятницы по субботу и терпеть запах от спящих на лавочках бездомных. По весне на этих клумбах беззаботные жильцы дома (в основном, бабушки на пенсии) высаживали декор, что-то вроде вербейника, хостов, пионов. А в снежные зимы сугробы держат их в плену, наваливаясь в кучу ещё больше, где кашу с ног запихивают туда же. Пар изо рта давно не выходил: я весь измёрз в ожидании у подъезда хрущёвки, откуда недовольные, мятые лица спешно вырывались по пути на работу, но нужный мне сейчас человек не торопился.
Я периодически проверял свой карман, аккуратно засовывая руки и шерстя, на месте ли та магическая фотография, отнявшая мой сегодняшний сон. Я не боялся уснуть и оказаться в том же месте, не боялся своих новообретённых «друзей», а просто не мог уснуть из-за загадки, спрятанной в коробе подальше от моих глаз. Лучше и не убирался, наверно. Во сне мне точно никто бы не подсказал, откуда она появилась вперемешку с нашими с мамой детскими фотографиями, но точно знал, кто сможет.
Только, подкурив сигарету, по закону подлости, мама вышла из дома в своей серой шубке и сиреневой шапке, что выбивалась из общего тона нашего района. Как мальчишка, я испугался маминых тумаков, спрятал сигарету за пазуху и скинул куда подальше. Изначально она не заметила меня, как и все, суетилась, лишь бы быстрее прийти на работу и выпить утреннего кофе, после чего уже можно начинать день, но чуть дрогнула, когда увидела меня, совсем забыв, куда держала путь.
– Ты чего не спишь? – без приветствия спросила мама.
– И тебе привет, – всё же придерживаясь вежливости, я сказал ей, подхватывая её тяжеленную сумочку, – что можно такого таскать на работу, Господи?
– Материнские секреты. Так чего не спишь-то?
– Отсыпаюсь. Пока новую работу не найду.
– Ну правильно. В кои-то веки мать послушал.
Мать пыхтела по пути не только от слякоти, но от жара, исходящего из неё из-за вида луковицы, – она любила одеться теплее, чем показывает градусник.
– Сначала эту кашу не уберут, а потом как корова на льду ходи, ей-богу, – бурчала мать на коммунальщиков. – Так что ты пришёл-то?
– В бабку превращаешься, мам.
– Давно пора бы уже.
– Пришёл. Мать не могу до работы проводить?
