– Ты прямо сирота казанская, обездоленная и униженная! Садись за стол, как положено мужику, прямо и гордо! Хотя гордиться тебе, надо сказать, нечем… Наворотил ты дел, за год не распутаешь.
– А что это ты вернулся так быстро? – ввернула Нина. – Или новая жена плохо встретила?
– Чего молчишь? – продолжила мама. – Нине спасибо скажи, что не помнит зла, а понимает, что конь о четырёх ногах и то спотыкается!
– Мама, я ещё ничего не решила! Я просто привезла его инструменты и перегнала машину. Ему она нужней, а я могу и на автобусе до работы добираться.
– Ну ладно. Разбирайтесь тут без меня, мне ещё в магазин сходить надо.
– Подожди, мама, – впервые открыл рот я. – Всё куплено, нечего уже покупать. Оставайся дома, а мы с Ниной проедем куда-нибудь в тихое место, поговорим.
Мы встали из-за стола, оделись и вышли на улицу.
– Может быть, в центр? – спросил я. – Сейчас везде пусто, никто не помешает нам спокойно поговорить, сядем где-то в уголке.
– Нет. Помнишь, как двадцать два года назад мы приехали к родителям после свадьбы? И перед самым отъездом мы пошли в зоопарк. Там ещё было такое уютное-уютное маленькое кафе, в котором нам было так хорошо… Я часто вспоминала его, когда мы ссорились. Хотя его, может, уже давным-давно снесли.
– А вот мы и увидим, снесли его или нет.
Мы приехали в зоопарк. Кафе стояло на прежнем месте, и зоопарк стоял, только звери переехали в зимние вольеры и посетителей не было.
Мы зашли в кафе, в котором было тепло, светло и вкусно пахло крепким кофе и свежей выпечкой. Сели за дальний столик, почти у самой двери, заказали салатики, кофе и сладкие пирожки на десерт. Принявшая заказ официантка ушла, и мы остались вдвоём, в небольшом, по-домашнему уютном зале, празднично украшенном гирляндами и ёлочными игрушками.
– Костя, ну неужели ты действительно ничего не помнишь? – с огорчением спросила Нина. – Здесь нам было так хорошо! Только ты чуть не подрался с официантом.
– Точно! – едва не закричал я. – Вспомнил! Молодой такой и наглый. Он всё время пялился на твою грудь. Я ему рубашку порвал.
Совсем другими глазами я осмотрел кафе, узнавая и барную стойку, и ряд холодильных шкафов, и металлические кованные светильники, развешанные по стенам. Как я мог забыть нашу поездку? Почему не вспоминал о ней? Родители искренне радовались нашему приезду, а Нина очень старалась им понравиться. Она каждый день мыла полы, перетирала посуду, что-то варила, жарила. И отец, хитро посмеиваясь, повторял: «Ай да Костя! Ай да молодец! Вот отхватил нам невестку, так отхватил!»
Нина краснела, а я любовался ею – тонкая талия, пышная, высокая грудь, красивое лицо. А потом я забыл и про это кафе, и про нашу любовь! А ведь у нас было так много хорошего: наши горячие, прекрасные ночи, рождение детей, их первые шаги, покупка нашей первой квартиры. Как я мог всё это забыть, всё это предать? Внутри меня что-то сломалось, и, уронив голову на стол, я затрясся от рыданий. Напряжение последних недель вырвалось наружу.
Нина подскочила ко мне, и я спрятал лицо на груди жены. А она гладила меня по волосам, по вздрагивающим плечам и повторяла:
– Ну что ты, Костенька? Ну что, дорогой? Всё уже позади. Мы снова вместе и уже навсегда. Клянусь, что никогда даже словечком не упрекну тебя ни в чём. Никогда, даже в мыслях!
Я долго не мог успокоиться, но всё имеет конец, даже мужская истерика. Стыдясь своих слёз, я прошёл в туалет и долго растирал лицо и шею ледяной водой. Нина ждала меня возле двери, мы обнялись и всё стояли и стояли, наслаждаясь вернувшимся к нам покоем и счастьем.
