– Погоди-ка. Посиди тут, – Степаныч поднялся и зашаркал своими стоптанными сандалиями на босу ногу по деревянным ступенькам высокого крыльца дома. Едва скрылся за входной дверью, как тут же вернулся с литровой бутылью мутной жидкости в руках. Неторопливо вытащил пробку, извлек из кармана пузыристых штанов граненый стакан, наполнил на две трети и протянул Трехе, – На-ка, выпей моего. Мое-то не фабричное. Мое приличное. Мое возьмет. Полегчает.
Колька с обреченным видом принял подношение, глотнул и выплюнул на землю.
– Издеваешься, дед? – сердито стрельнул глазами.
– Чаво? Не то? Крепко? – хихикнул самогонщик, – Это первач. Это сила.
– Какой первач! Чего ты мне воду суешь? Издеваешься? Все вы надо мной издеваетесь? Я уже за день ее вот так нахлебался, – черканул мужик себе по горлу большим пальцем правой руки.
– Вода? Какая вода? Чо ты брешешь? – изумился старик, нюхнул горлышко и расплылся в широкой улыбке, – Первач, – отхлебнул для большей убедительности прямо из горла, гаркнул, – Настоящий. Ядреный. На-ка, попробуй, – плеснул добавки в стакан.
Треха понюхал мутную жидкость – самогон, поднес к губам – вода. Поставил стакан на лавочку и чуть не заплакал.
– Эка… – в очередной раз удивился Степан взял стакан, поднес к носу, понюхал, попробовал – самогон.
– У тебя это того, вкус отшибло, – заключил он и опустился на лавочку рядом с Колькой, – Чистейший продукт отвергаешь. Даже обидно. Когда это было, чтобы мой самогон в горло не шел? На, попробуй, говорю, как следовает, – снова протянул стакан.
Колька второй раз принял стакан, понюхал – самогон, поднес к губам, а в рот потекла обыкновенная вода. Плюнул на землю и отвернулся к стене дома.
– Ты продуктом моим не плюй, – строго пригрозил старик, – Это тебе тут не плевательница. Взялся пить, пей, как у людей положено. Не пьешь, так катись отседова, туда, откуда пришел. И больше по моему двору не шастай.
Пришлось Трехе, скрипя сердцем, выпить предложенный стакан воды. Выпил, поставил на лавочку, посмотрел в глаза Степанычу, развел руками и вздохнул тяжко.
– Что? Не пробрало? – удивился самогонщик, – Со стакана и не пробрало? Эка…
Налил второй. Колька выпил. За вторым третий. После того, как четвертый оказался пуст, а вместе с ним и литровая бутыль Степаныч охнул.
– Ты… ты… Это того… Что же ты мой продукт жрешь как воду?! – хлопнул он белесоватыми глазами, – Это же тебе не то что… Эка…
– Я чего? Я ничего? Это фиг знает чего! – только и ответил Треха.
Помолчали мужики, подумали каждый о своем. Не знают, что делать. У одного голова болит, весь мир на части разламывается, другому задача задалась, прямо скажем, архинаисложнейшая. Никогда такого не встречал в жизни, чтобы мужик чистейший самогон как воду лупил, когда доподлинно известно, что это не вода.
– Верно, сглазили тебя, – предположил Степаныч, – Порчу на тебя навели.
– Чего там? – обреченно махнул Колька рукой, – Все одно. Это не жизнь.
Вышла из дома баба Дуня, жена Степаныча.
– Чаво это вы тут сидите? – набычилась, увидев нежеланного гостя.
– А вон, глянь, что твориться, – ответил старик.
– А то я не вижу!
– Нет, ты, поди, глянь, говорю.
– Опять самогон пьете, сволочи, – резко заключила она.
– Вот, дура, баба, – возмутился хозяин.
– Да не дурней вас, разгильдяев.
– Нет, ты погляди, чо тут такое. Чаво в мире делается.
– Да вижу – ничаво новава. Все самогон, окаянные, жрете. Шли бы работали. Бригадир с утра по деревне ходит. Всех мужиков на сенокос сгоняет.
