– Отсюда и наблюдаю. Тута моя обсерватория. Сижу и наблюдаю. Я сижу. Они летают. Каждую ночь, считай, видимся…
– Это в котором часу?.. – молодой человек почувствовал подкатывающийся от волнения комок к горлу.
– Да как перевалит чуток за полночь, так они и начинают шастать: туда – сюда, туда – сюда, – заводил дед рукой из стороны в сторону перед носом, – Так и шмыгают. Так и шмыгают.
– Очень интересно…
Из распахнутых настежь дверей клуба кубарем выкатились кинозрители. Местные и постарше тут же разошлись по домам. Молодежь осталась толпиться на крыльце и дружно закурила. Надвигался час танцев. Стемнело. Включилась одинокая лампочка фонаря. Желтая и тоскливая. Громыхнула первая музыка.
Витя не любил подобные увеселения. Они вызвали в нем глубокое отвращение. Пляски карликов на лунной поляне вокруг обглоданных костей. Дикие проявления первобытного сознания. Каким низким уровнем общего развития нужно обладать, чтобы находить удовольствие в подобного рода времяпрепровождении. В обществе подобных дрыгающихся недоумков он всегда чувствовал себя лишним и скованным. Гораздо больше ему нравилось проводить вечер наедине с книгой или затягивающей глубиной звездного неба. Там, среди бесконечного потока вселенных находилась некая, потаенная планета, населенная близкими ему сущностями: одухотворенными, интеллектуальными, чистыми. Он верил в неразрывную связь с ними и чувствовал полное свое одиночество среди боевых товарищей, чье непосредственное происхождение от приматов с каждым днем становилось все более очевидным.
Темное небо сдавило желтый свет фонаря до узкого кольца вокруг тесного крыльца. Поднялся холодный ветерок. Становилось немного прохладно. Но в шумное, прокуренное насквозь помещение уходить не хотелось. Разговор завязался больно уже интересный, интригующий, волнительный…
Однако, прервали – диким визгом и грязной руганью. Спрессованными плотными кубами табачного дыма они вылетели из распахнутых настежь дверей клуба прямо на крыльцо к ногам ответственного офицера.
Пришлось встать и пойти разбираться.
Представшее перед ним зрелище произвело на Мухина неизгладимое впечатление. Он словно очутился в эпицентре уголовного гульбища и даже попытался прекратить безкультурно-массовое мероприятие, наивно полагая, что как старший по званию имеет какой-то авторитет и властные полномочия. Однако вынырнувший из живой человеческой массы сержант Цыбуля, изрядно вкусивший прелестей этого вечера, ему сразу и доходчиво объяснил, грубовато вытолкав на улицу и притиснув к холодной стенке тыльной стороны клуба, что если молодой лейтенант будет и дальше выпендриваться, то немедленно получит «по рогам», а если захочет усугубить ситуацию и попытается настучать майору, то чего доброго и вовсе может по дороге пропасть, как его доблестные предшественники, добрая им память, отличавшиеся неправильным пониманием текущего момента. Так что если кому-то где-то что-то не нравится, то ему лучше посидеть в сторонке на теплой лавочке и не портить прекрасный вечер прекрасным парням, желающим светлой любви с прекрасными девушками. Со своей же стороны они обещают больше не нарушать музыкальную гармонию ночи дикими криками и нехорошими словами.
После такого откровенного и доверительного разговора молодой офицер посчитал благоразумным до поры до времени больше не вмешиваться в заведенный порядок культурного проведения досуга, а с сержантом Цыбулей поговорить отдельно в другом месте и при других, более благоприятных обстоятельствах. Ну, не затевать же с сержантом драку в присутствии подчиненных и при явном физическом преимуществе на стороне противника?
