– Откуда они всё знают про меня? – в свою очередь спросил его Сева.
– Едешь в Германию, журналисты, в большинстве, немецкие. Естественно, знают твою историю. Сенсационный материал. Жаль, мне нельзя использовать наше знакомство. История тянет на голливудскую мелодраму.
Много позже, возвратившись в Стародубск, когда заводское радио и многотиражка отменили интервью с ним о ФРГ, Сева вспомнил горестное замечание своего попутчика «Жаль, мне нельзя воспользоваться». В Германии его история вызвала широкий интерес, у женщин слёзы. Читателям страны победившего социализма, советские идеологи посчитали не этичным знать подобные факты из истории Второй Мировой войны.
Остались позади хлопоты и переживания, связанные с отъездом. Второй день из окна международного экспресса Сева смотрел на чужую землю. Зеленые ухоженные поля, маленькие чистенькие городки, с обязательными островерхими костелом или кирхой. С интересом разглядывал настоящую Европу, совсем не похожую на ту, что показывали по телевизору в «Клубе кинопутешествий». Большую часть времени размышлял о последних событиях, нарушившихся сложившийся уклад жизни, представлял встречу с человеком, волей судьбы оказавшимся отцом, размышлял, как больше разузнать о матери.
…Шли последние часы путешествия, когда из соседнего купе пришел прощаться попутчик Евгений Бутузов. Заметив в руках Севы закрытый разговорник, спросил, много ли выражений выучил.
– Не… Не запоминается, – признался Сева новому знакомому. В Стародубске он успел купить карманный русско-немецкий двойной словарик, в Москве – разговорник. Всю дорогу вспоминал слова и выражения, которым когда-то учили в школе, пытался запомнить новые, но в голову ничего не лезло. Из школьного курса помнил совсем немного. В вечерней школе и в институте к изучению языка относились формально.
– Выучить тысячу слов, чтобы понимать элементарное, не сложно.
– Не пропаду, – самоуверенно ответил Сева. – Полтысячи знаю, с грамматикой, правда, сложнее. Надеюсь, поймем друг друга.
– Ну-ну! – Всю дорогу Бутузов опекал Севу. Знакомил с обычаями немцев, учил словам, дал свою визитную карточку с боннским адресом, и пригласил заходить без церемоний в любую минуту. Поезд тем временем вошел в Кельн. За окнами показались старые готические здания и современные небоскребы, виденные лишь в кино, эмблемы известных фирм, реклама. Проплыл позеленевший от времени бронзовый всадник. Промелькнули фермы моста, и поезд сбавил ход. По фотографии в разговорнике, Сева узнал громаду Кельнского собора. Вскоре собор и дома с рекламами остались позади, поезд медленно вполз под крышу вокзала.
До последней минуты Сева размышлял как вести себя, встретившись с г-ном Клуге, и, действительно ли он отец. Поезд остановился, сердце учащенно забилось. Первым из вагона вышел Бутузов и сразу попал в объятия женщин. Встречающих на перроне немного. Сева не увидел никого, кто мог быть господином Клуге. Но вот, к вагону подошли немолодой высокий стройный мужчина с молодой женщиной в джинсовом костюме, с короткой стрижкой, какие делали девчонкам в детдоме, опасаясь вшей, и остановились в ожидании выхода остальных пассажиров. За ними устремилась толпа корреспондентов с фото и телекамерами. К встречающей паре их не подпускали четверо полицейских. Сердце подсказало: мужчина в строгом сером костюме и есть отец – господин фон Клуге.
