На эти экзамены, серьезные и ответственные не столько для нас, сколько для самих преподавателей, обыкновенно приглашались профессора университета и специалисты данного предмета. И на этот раз приехало двое каких-то очень серьезных и почтенных старичков. Все мы сильно волновались. Волновался вместе с нами и сам Тимаев. Самые лучшие ученицы робели именно в силу исключительного желания угодить Тимаеву, которого все мы глубоко уважали, а некоторые и «обожали», по институтской традиции.
Не волновалась и не робела одна только Машенька П[иллар фон Пильхау], потому что не знала ровно ничего. И не только не выучила, но, вероятно, во все 9 лет даже не прочла ни одной страницы из русской истории.
Но вот прозвонил звонок, мы торопливо заняли свои места, и в широко, на обе половинки растворенные двери класса вошли почетные посетители. Тут были и начальница Смольного М. П. Леонтьева, и принц Петр Георгиевич Ольденбургский, не пропускавший почти ни одного экзамена, и два заслуженных профессора в звездах, и инспектриса, и приехавшая, в виде особого почета, на экзамен Тимаева графиня Юлия Федоровна Баранова, урожденная Адлерберг, бывшая воспитательница великих княжон Марии и Ольги Николаевен. Графиня была подругой матери Маши П[ильхау], и, подозвав ее к себе, она ласково поцеловала Машу и сказала:
– Voyons, chere enfant! Distinguez vous! se verrai maman, et je lui donnerai de vos nouvelles![48]
Прочитана была обычная молитва перед учением, многие из нас украдкой приложились к крестикам и образкам, которых у каждой было нацеплено на ленточках неимоверное количество, и… экзамен начался.
Все шло прекрасно. «Чужие» профессора, как нарочно, вызывали все хороших учениц, и Тимаев смотрел бодро, весело, «сиял». Но вот в числе прочих произнесена и фамилия «госпожи П[ильхау]». Машенька мерно выступает своей грациозной, колеблющейся на ходу походкой.
Она, по-видимому, совершенно спокойна… Но это то, что называется «le courage du desespoir»[49]. Вынув билет, она отходит в линию и с таким непритворным комическим удивлением смотрит в доставшуюся ей на долю бумажку, что мы все начинаем мало-помалу улыбаться… Но с благодетельной первой лавки дан сигнал… Билет пропутешествовал туда для обозрения… и оттуда начинается усердное «начитыванье» вопроса. Прочитывается раз, другой, третий…
– Поняла?..
Машенька утвердительно кивает головой.
Она и в самом деле поняла и даже кое-что запомнила… Но так как раньше она ни о чем подобном не слыхала, то полученные сведения оказываются чрезвычайно краткими, сжатыми… «Растянуть» билет на потребное количество минут не представляется никакой возможности…
На беду и вопрос-то достался касающийся истории Польши, предмет, о котором бедной Машеньке и случайно даже слышать не приходилось…
Она как-то безнадежно повторяет то, что успела себе усвоить, сознавая сама в глубине души, что этого «не хватит».
Но вот наступила и ее очередь…
– Госпожа П[ильхау]! Прочитайте ваш билет и ответьте на него!.. – раздается голос Тимаева.
Та читает билет несмело, нерешительно, точно по складам разбирает.
– Rassurez-vous, mon enfant!..[50] – ободряет ее графиня Баранова.
– Погромче… Пожалуйста, погромче!.. – убеждает один из «чужих» профессоров.
Машенька ободряется и начинает бойко излагать свои ограниченные познания… Не прошло и двух минут, а она сказала уже все, что ей успели «начитать».
