Потом уже в храме по окончании воскресной службы та наша прихожанка рассказала мне грустную историю человека, не нашедшего свое место в жизни. Когда-то ее племянник был женат и имел семью. Потом жена от него ушла. Он вернулся в родительский дом, какое-то время жил с матерью. После смерти матери старший брат выгнал бедолагу на улицу, а родительскую квартиру переписал на себя и продал.
Не вступая в споры со старшим братом, младший долгое время скитался по чужим углам, жил случайными заработками, хотя алкоголиком не был и общению предпочитал одиночество.
– Мы звали его к себе, – продолжала рассказывать тетка погибшего, – но он, боясь нас стеснить, отказался. Потом мы узнали, что человек наконец прибился к ближайшему к нам женскому монастырю. Делал там разные работы по хозяйству, а сам жил вне стен монастыря в служебной квартире.
Пятнадцать лет он так прожил. Бывал на службах, говорят, даже причащался, хотя по-настоящему так и не воцерковился. Вдруг узнаю, что племянник тяжело заболел. Лечиться не захотел. Начались боли. Он никому ничего о своей болезни не рассказывал и страдал молча. Я узнала об этом случайно от чужих людей. И снова звала его переехать ко мне и наконец начать лечение, но он на эту тему даже не стал со мной разговаривать.
В прошлый вторник он не вышел на работу. Послали из монастыря узнать, почему не вышел, человек-то был непьющий и очень обязательный. Зашли к нему в комнату, дверь открыта. Он сидит на полу, прислонившись к стенке, а на шее петля.
Вызвали полицию. Те приехали пять часов спустя и оформили как случай самоубийства. Только вот, батюшка, что мне все эти дни не дает покоя. Дело в том, что мой муж в свое время, это еще в советские годы, работал следователем-криминалистом. Много что рассказывал мне как медику о тех или иных признаках, позволяющих отличить убийство от самоубийства. Так вот, у моего племянника, который якобы повесился, на шее отсутствовал характерный след от странгуляционного удушения. Так что, возможно, человека убили и, чтобы скрыть следы преступления, после смерти накинули ему на шею веревку.
В тот день, когда мы были на кладбище, я, служив заупокойную литию фактически рядом с ними, видел усопшего и разглядел его шею. Действительно, следов от удушения веревкой там не было. Однажды я уже отпевал человека, убитого бандитами именно таким способом, и потому мог подтвердить, что тот племянник не самоубийца. Что было делать?
Я знал, что вскоре у нас в храме будет служить владыка, потому и решил рассказать ему о случившемся на приходе. Владыка нас выслушал и благословил отпеть погибшего человека. Что мы и сделали. Как говорил мне наш уже покойный владыка Евлогий, если есть хоть малая надежда на то, чтобы человека оправдать, нужно идти ему навстречу, а весь суд предоставить Богу.
Так что этот случай, если так можно выразиться, имел благополучные последствия. Человека отпели как убиенного по православному обряду, пусть и заочно. А его имя теперь поминается во время заупокойных богослужений.
Сейчас думаю, как у нас тогда все совпало: и похороны человека, которого неправомерно отнесли к самоубийцам, и наше с товарищем решение именно в тот час идти на кладбище и освящать крест на могилке у его матери. И лития здесь же рядом с местом, где его хоронили. В случайности я не верю. Налицо явное проявление Божьего промысла о судьбе несчастного одинокого человека. Людям он был безразличен, а Бог его пожалел.
