– Ну что ты убиваешься раньше времени… Юрку-то видала в милиции?
– Не показали мне его, не пустили. Утром, говорят, приходите…
– Вот что, Маша, ты не плачь, дело, я думаю, не такое серьёзное. Иди домой или хочешь у нас оставайся, Кольки нет, комната его свободная. А утром пойдём вместе. Сейчас идти бесполезно, и мне то же самое скажут. А утром пойдём пораньше.
– Спасибо, Степан Степаныч, – поднялась Мария. – Извините, да, думаю, к кому идти?
– Ну ладно, ладно, чё торопишься? Может, чайку попьём? Или лучше дай ей, Нина, валерьяночки…
– Да не надо, спасибо, Степан Степаныч, пойду я.
Мария вышла в коридор, мельком поправила волосы у зеркала.
– Я сама зайду полседьмого, вы уж извините.
* * *
Мария ошиблась, когда подумала, что участковый ушёл домой. После её ухода из опорного пункта по охране общественного правопорядка, или попросту пикета, лейтенант Квасков вернулся, присел за стол, положил на него фуражку, вынул из офицерской сумки бланки протоколов, придвинув поближе настольную лампу.
– А протокол уже составлен, товарищ лейтенант, – сообщил ему дежурный сержант.
– Кто составлял?
– Да я, кто же ещё? Я ведь задерживал.
– И что же ты там написал?
– А чего тут неясного? Драка, нанесение тяжёлых телесных повреждений.
– В больницу звонил? Людей спрашивал?
– Чего звонить, спрашивать? Так, что ли, не видно? У потерпевшего всё лицо в крови, глаз заплыл, идти не мог. И Донцов этот не отрицал, что ударил. И люди видели, если надо будет, в любой момент подтвердят.
– Причину драки указал?
– А как же. На почве употребления спиртных напитков. Отягчающее, между прочим, обстоятельство.
– Для кого отягчающее? Донцов-то не пил.
– Ну, это ещё экспертиза покажет. Я, между прочим, в ровэдэ позвонил, сказал, чтоб фельдшера из вытрезвителя вызвали, взяли у Донцова кровь на анализ.
– И правильно сделал. Хоть здесь по-умному поступил. Ты не обижайся, Вишняков, но протокол я новый составлю.
– Да пишите, я не гордый, академиев не кончал. Работайте, товарищ лейтенант, а я пойду на набережную гляну, – с ехидной вежливостью сказал сержант и, взяв портативную рацию, пошёл к двери.
– А ты почему один?
– Морозов отпросился, свадьба у него завтра, да ничего, тихо вроде. Я дружинников в десять отпустил.
Перед тем как прийти в пикет, Квасков опросил дворовых девчонок, записал их показания. В детском уголке он собрал остатки порванных карт, завернул их в газету, положил в сумку. Потом позвонил в больницу (Вишняков патрулировал на участке) узнать о состоянии потерпевшего и напомнить, чтобы обязательно взяли кровь на алкоголь. Ему ответили, что «состояние Леонова Г. В. удовлетворительное, сотрясение мозга под вопросом, кроме обширной ссадины, собственно, ничего нет, через дня три можно выписывать».
Дописав протокол, Квасков глянул на часы: полдвенадцатого. А в шесть сорок пять надо обязательно быть на разборе, иначе о происшествии будут судить по протоколу Вишнякова. Перед тем как уйти, Квасков набрал номер райотдела.
– Дежурный? Лейтенант Квасков говорит. Там у вас задержанный… Донцов Юрий Викторович. Дон-цов… Да, молодой. С моего участка. Вы протокол на него аннулируйте, я новый составил… С учётом личности потерпевшего и показаний свидетелей. Я утром принесу. Ну всё, пока… Погоди, вы там футбол смотрите? Какой счёт? Ну ладно, всё.
Квасков запер дверь опорного пункта и пошёл по сыроватому асфальту к трамвайной остановке. Жил он далеко от своего участка.
