Вся жизнь – в искусстве - страница 17

8 ноября 1952 г.

Утром пришел Мих. Ерем., [Михаил Еремеевич Островский – известный окулист и друг] долго сидели и болтали. Вечером премьера «Бориса» – вызывали. Успех. Но я не очень доволен – много сумбура, особенно в «Кромах». Кончили в 2450! Висит приказ с благодарностью.

11 ноября 1952 г.

Выходной, был в консерватории. Вечером с Верой на торж. заседании в театре. Получил опять в приказе по театру благодарность.

14 ноября 1952 г.

Репетировал «Кромы» без Князева, Рыбакова, Дружкова и миманса, но с лошадьми! Еще репетировал 1 и 6 кк. Дров до сих пор не привезли! Вот г…но и сволочь! Вечером «Формы и жанры» в Сормове. Блестяще!

16 ноября 1952 г.

Подписался на «Правду» – 3 мес., «Сов. Искусство» – 6 мес. и «Сов. Союз» на 3 мес. Навестил Анат. Мих. И принес ему банку ананасов. Получил письмо от В.А. Брендера и узнал о смерти Антона Александровича Эйхенвальда. [Известный дирижер и композитор]. Удивительный был человек, одаренный, культурный, но с чрезмерным налетом авантюризма. Интересно рассказывал о нем Ерофеев, как А.А. в ансамбле «сибирских каторжан» играл на … гребенке!

[В конце 1952 года начинается работа над постановкой оперы Чайковского «Иоланта»].

22 ноября 1952 г.

Утром вызвал Домбай [ректор Горьковской консерватории Г.С. Домбаев]; страшный скандал изза того, что я расписался за Павла [Резникова]. «Борис» – аншлаг. Присутствовала китайская делегация. Я произносил речь перед началом.

[Я хорошо помню этот случай. Мы, мальчики хоровой капеллы, участвовавшие в обеих картинах пролога, а также весь хор и солисты, занятые в первой картине, уже стояли на сцене – в костюмах, за еще закрытым занавесом и ждали начала спектакля. Вдруг между нами прошел, как всегда, слегка улыбаясь всем, оживленный, в неизменном темносинем костюме Марк Маркович. Он чуть раздвинул занавес и, скрывшись за ним, вышел на авансцену.

– Китайская делегация, – сказал ктото.

Шум в зале утих, и Марк Маркович начал свою речь. Она длилась недолго – минуты четыре, и я, конечно, не помню ее. Но такие выступления полагалось заканчивать упоминанием гениального вождя и учителя, лучшего друга всех людей и отца народов. Все ждали от Марка Марковича здравицы в его честь. Мы чувствовали, что он уже подводит логику своего выступления к этому имени, как вдруг, опережая его, ктото выкрикнул в зале высоким тонким голосом:

– Сталин!!!

И зал взорвался овацией.

Чуть улыбающийся Марк Маркович вышел изза занавеса и, снова пробравшись между нами, ушел за кулисы, а спустя несколько секунд фагот в оркестре начал вступление. Занавес раздвинулся и мы, как всегда, увидели за пультом Ерофеева, смутные фигуры музыкантов, слепящие прожектора, направленные на нас, и черный провал зала, казавшегося огромным. А на первом ряду – в середине – шесть или семь человек, тоже смутно различимых, но все же слегка высвеченных отблесками со сцены. Они были маленького роста, круглолицые и узкоглазые, все относительно молодые. Они широко, довольно улыбались.

А. Донин]

8 декабря 1952 г.

С утра дома. Головная боль. Пытался попасть в эту говен…ю баню, но, увидев очередь, ушел. Вечером «Борис» Получил по бюллетеню 105 рублей. Вере – 100. «Борис» всетаки оставляет меня неудовлетворенным, в особенности «Кромы». Хоровые сцены требуют непрерывной подтяжки. В каких жалких условиях мы всетаки работаем.

31 декабря 1952 г.

Покупки: подарки детям – 71, кекс – 25, вина и воды – 42, язык – 10, варенье – 10, книги и гравюры – 27. Встречали Новый год довольно неудачно; все не ладилось; пробка застряла в шампанском, солянка вышла невкусная, у меня разболелась голова; ну, так или иначе, проводили 1952 год на свалку. Посмотрим, что принесет мне новый, 1953.