Спустя несколько лет врач, проводивший очередное обследование, сообщил журналистам:
– Госпожа Лин – симулянтка. Она видит не хуже нас с вами.
Разразился скандал. Иду смешали с грязью, ее картины обесценились. Однако врач ошибался: Ида не была симулянткой. Состояние ее глаз и зрительного нерва позволяло ей видеть, но психическое потрясение вызвало у нее истерическую слепоту (не потому ли, что ей не хотелось видеть свои бездарные работы?). Даже теперь, когда поставлен правильный диагноз, вернуть ей нормальное зрение не удается. Оно по-прежнему походит на мгновенную фотографию: включается на долю секунды и снова выключается, оставив в памяти образ, который сама Ида осознает как внечувственное озарение.
Ида обвинила врача в клевете, подала иск на возмещение ущерба и выиграла дело: суд счел доказанным, что художница ввела общественность в заблуждение непреднамеренно. Правда, так и осталось неясным, почему сначала за ее картины платили вдесятеро больше, чем они стоят, а потом забыли о них, как будто они не стоят ничего. Искусствоведы молчат: зрячие художники им не интересны.
По-моему, издавать дневник Эммы Р. не следовало. Но раз уж это сделано, я хочу воспроизвести некоторые отрывки из него. Эмма писала его в больнице, в отделении для девочек, страдающих анорексией.
«…Оказывается, не только меня в детстве называли «неедякой». Здесь есть еще две девочки, которые всегда плохо ели и которых родители дразнили так же. А другие, наоборот, раньше ели очень много и были совсем толстыми. Я тоже была толстой, хотя ела мало…
…Кругом ходят толстые мужчины и женщины. Они очень довольны собой. Женщины носят такие платья, чтобы всем было видно, какая у них большая грудь и какие широкие бедра. У них жирные щеки, скрывающие глаза. Им не нужны глаза, они все равно ничего не хотят видеть. Они думают, что они – счастливые, а мы – несчастные. Они хотят, чтобы мы стали такими же, как они…
…Нас считают сумасшедшими и положили в больницу. На занятии психолог сказал: «Вы не едите, потому что боитесь становиться женщинами и надеетесь навсегда остаться детьми, как Питер Пен». Это неправда. Мы вовсе не дурочки. Мы будем взрослыми, но не такими, как они: жирными, самодовольными, пожирающими все и всех вокруг. Мы не хотим есть ничего и никого. Мы – неедяки!..
…На свете очень мало вещей, ради которых стоило бы умирать, но еще меньше таких, ради которых стоило бы жить…
…Не хочу жить только для того, чтобы есть! Они говорят: «Если не будешь есть, то умрешь». Но я пью соки, иногда съедаю немного овощей. Мне этого вполне достаточно. А если человеку, чтобы жить, обязательно нужно быть жирным, как они, тогда мне все равно. Умирать не страшно…
…Каждый день нас заставляют раздеваться почти догола и взвешивают. Тех, кто слишком мало весит, кормят насильно, через зонд. Если бы меня оставили в покое, то я бы ела столько, сколько нужно моему телу, но они не дают мне услышать, чего хочет мое тело. Я слышу только то, чего хотят они, и сопротивляюсь как могу. Я разговаривала с другими девочками. Мы все думаем одинаково…»
В моем опыте было несколько случаев анорексии. По счастью, ни один из них не закончился так трагически, как у Эммы, но и добиться полного излечения удалось не у всех пациенток. Некоторые психиатры говорят: «Эти девочки не хотят жить». Я бы сказал: они не могут жить так, как живем мы. Пятнадцатилетней Эмме казалось, что нам – взрослым и толстым – наша жизнь очень нравится. И все же один раз она выразилась неожиданно точно: «Они
