Всю жизнь за синей птицей - страница 4

Николай Николаевич Озеров, замечательный русский певец 20-30-х годов, вошел в историю советского оперного театра не только как большой мастер и художник, создавший галерею блестящих музыкальных сценических образов, но и как один из основоположников оперного искусства нашей эпохи.

Он принадлежал к тому артистическому поколению, которое весь пыл молодости и всю силу таланта посвятило русской отечественной оперной культуре.

Безупречно владевший своим лирико-драматическим тенором, глубоко познавший певческие традиции русской и итальянской вокальных школ, обучавшийся сценическому мастерству под руководством Константина Сергеевича Станиславского и Владимира Ивановича Немировича-Данченко, отец всю жизнь трудился, совершенствуясь как артист и певец, и с колоссальной ответственностью относился к любому делу: будь то новая оперная партия или участие в жюри, должность директора Дома актера или обязанности председателя военно-шефской комиссии Большого театра, общественная работа в Центральном Доме работников искусств или занятия с молодыми вокалистами в Московской государственной консерватории, профессором которой он был. Его жизнь – пример целеустремленного, бескорыстного служения искусству большого художника, гражданина – может быть образцом для современной артистической молодежи.

Творческая деятельность отца продолжалась более 40 лет, из которых 27 непрерывной сценической работы прошли в стенах Большого театра. За эти годы отец создал множество интересных вокальных образов, отличавшихся разнообразием и убедительной силой. Среди так называемого тяжелого тенорового репертуара наиболее значительными партиями были: Садко, Гришка Кутерьма («Сказание о невидимом граде Китеже» Римского-Корсакова), Герман («Пиковая дама» Чайковского), Радамес («Аида» Верди), Хозе («Кармен» Бизе), Отелло («Отелло» Верди), Фауст («Фауст» Гуно), Рауль («Гугеноты» Мейербера), Вальтер («Мейстерзингеры» Вагнера). Бывало, что в течение одной недели отцу приходилось петь подряд в четырех спектаклях: «Сорочинской ярмарке», «Садко», «Пиковой даме», «Гугенотах». Выносливость отца удивляла его товарищей по работе.

Задача у меня очень сложная. Я должен рассказать о моем отце, бесконечно дорогом и любимом, сыгравшем в моей жизни самую главную, самую важную роль.

Есть такая старинная русская поговорка: глупый хвастает молодой женой, умный хвастает старым батюшкой. Думаю, читатель меня не осудит за то, что я с таким восхищением, восторгом говорю и буду говорить о своем отце.

Папа был очень хороший, добрый, внимательный, заботливый, ласковый, с ним было удивительно легко.

Первые впечатления детства: дом на Старой Басманной, отец – красивый, подтянутый, всегда чуточку торжественный, уезжает на спектакль в Большой театр. Возвращается радостный, возбужденный, с цветами. Мама, нежная и ласковая, с непременной сказкой перед сном бабушка. Отец был очень гостеприимным, в доме всегда много его друзей, не только из Большого театра, но и из Художественного, писатели, художники, хирурги, музыканты.

Вечер. К родителям пришли гости. Через полуоткрытую дверь видно, как отец водружает на стол старый дедовский самовар, пышноусый Новиков-Прибой шепчет что-то на ухо улыбающейся Неждановой. Рядом с мамой сидит дирижер Голованов. Поглаживает окладистую бороду молчаливый и суровый на вид Отто Юльевич Шмидт. Чай пьют степенно, с разговорами, не торопясь. Мы с братом Юрием (ныне известный кинорежиссер, создатель многих кинокартин и киноэпопей, народный артист СССР, лауреат Ленинской и Государственных премий, профессор) с нетерпением ждем самого главного: начинается домашний концерт. Василий Иванович Качалов читает стихи, Иван Михайлович Москвин – смешные рассказы, отец с Неждановой под аккомпанемент Голованова поют различные дуэты. Пел и Леонид Витальевич Собинов.