Всю жизнь за синей птицей - страница 40

Тренироваться я стал, но очень осторожно, порванная мышца давала о себе знать.

В один прекрасный день меня неожиданно вызвали в Спорткомитет. На заседании Коллегии было человек 60. Не буду пересказывать, что там было. Было и смешное, и серьезное. Я только опередил всех начальников и сказал заученную фразу, что сделал для себя выводы и постараюсь в ближайшее время вновь вступить в строй сильнейших теннисистов страны.

Никто не ожидал такого быстрого покаяния, и после довольно-таки легкой критики было принято решение вывести меня из состава сборной команды СССР, снять со стипендии, ну и все такое.

До чемпионата страны по теннису оставался месяц. Папе стало немного лучше. Я начал готовиться под руководством Горохова, знаменитого в футбольных кругах тренера калининского «Спартака» и «Торпедо».

И вот за неделю до первенства страны в Киеве я послал телеграмму в Тбилиси своему другу Гиви Кокая: «Жду в 4 часа с ракеткой на корте». Прилетаю в Тбилиси, прихожу на корты – никого нет, лишь один Кокая расхаживает по площадке:

– Что такое, в чем дело?

– Гиви, я сыграю с тобой три матча, а ты скажешь, смогу ли я играть на первенстве страны или нет, судья нам не нужен.

Первый матч я проиграл, второй выиграл тяжело, третий – легко. Кокая благословил меня, сказав, что все будет в порядке.

И вот я в Киеве. Полная паника в руководстве чемпионата. Что делать с Озеровым, допускать или не допускать? Звонят в Москву. Из Москвы следует распоряжение: допустить, но как только проиграет, всю критику, какая будет в приказе председателя, обрушить на Озерова в газете «Советский спорт».

Не успел я сыграть ни одного матча, как автор статей В. Коллегорский уже писал в «Советском спорте»: «Эксчемпион страны не в форме, выступает ниже своих возможностей». Я подхожу к нему и спрашиваю: «Что же ты пишешь, я ведь не сыграл еще ни одного матча?» Начальник отдела тенниса отвечает: «Все равно видно, что ты играешь плохо».

Во всех соревнованиях – одиночном, парном, смешанном – я оказался в самых трудных подгруппах, но, видимо, так судьбе было угодно, что в тот год, когда скончался мой отец, я стал абсолютным чемпионом страны по теннису. До полуфинала чемпионата страны 1953 года в Киеве я дошел сравнительно легко. А в полуфинале встретился со своим одноклубником Михаилом Корчагиным. В то время он играл сильнее всех нас, выиграл первенство Москвы в финале у Сергея Андреева.

И вот – мой соперник Корчагин. Необычайно легко он расправляется со мной в первой и второй партиях 6:1 и 6:2 и ведет в третьей 4:2 и 40:15.

Обычно в таких случаях мы, журналисты, пишем о несгибаемой воле к победе, о смелости в решающий момент, о том, что «он не дрогнул».

Моя подача, первый мяч – в квадрат не попал. И, сделав небольшую паузу, решил, что «была не была», подам и второй мяч так же сильно. И подал еще сильней, и – попал.

И дальше, действительно, все изменилось на корте. Инициатива перешла ко мне. Корчагин заволновался. Я выиграл третью партию. Он вел после перерыва и в четвертой, и в пятой. И все же я выиграл. Это была судьба, я вышел в финал.

Обычно Корчагин за день до матча и в течение двух дней после матча не разговаривал со своим соперником, даже с другом. На этот раз он изменил своему правилу и прибежал сразу. «Коля! Сейчас подошел ко мне Коллегорский и сказал: „Что ты наделал, ты понимаешь, что ты наделал?!“»

Я вышел в три финала. Нагрузка очень большая, и с медицинской точки зрения играть три встречи противопоказано. Сейчас так и не играют ни у нас, ни за рубежом.